Доктор философии в провинции

— Я, дорогой доктор, по требованию пани Гильдегарды, — весь дрожа, ответил Диоген и, внезапно вынырнув из-под рояля, с чувством пожал руку врачу. — Молчите, ради бога! — прибавил он тише.

— Необыкновенный, однако, доктор философии! — громко вскричал Эдзик, показавшись возле стола, который до сих пор надежно скрывал его.

— Пан Эдгард, пан Диоген, протяните нам руки, — раздались из-под дивана два женских голоса, и через минуту в гостиной появилась, словно из-под земли, прекрасная Гильдегарда в сопровождении перепуганной старушки.

— Ах, доктор! — воскликнула соблазнительная хозяйка дома. — Вообразите… мужчина на моей постели! Ох! Он, как видно, минутами бывает не в себе?

— Это от чрезмерной умственной работы, — объяснил Диоген, снова сжимая руку врача.

— А случаются у него минуты, когда он приходит в себя? — продолжала допытываться Гильдегарда.

— О, очень часто! — снова ответил Файтусь, еще сильнее сжимая руку врача.

— Какой же он чудак! Ах, боже мой!..

— Не забывайте, дорогая пани, — взволнованно сказал Диоген, — что у каждого великого человека бывают подобные минуты за… затмения. Один мудрец на званом обеде брал с блюда пальцами шпинат…

— Ужасно! Любопытно, когда он пишет свои знаменитые философские труды: в те ли минуты, когда приходит в себя, или же…

— По-разному, это зависит от темы, — ответил врач.

После этого разъяснения Коцек простился со всеми и ушел. Услужливый Диоген не мог удержаться, чтоб не проводить его со свечой до самых ворот.

— Хотел бы я знать, — сказал по дороге врач, — на кой черт вы вытащили из гостиницы этого сумасшедшего?.. Чеслав сердится, мы избегались, а вы залезли под диваны и рояли…

— Ах, доктор, — ответил Диоген, — если б вы знали, как меня замучила эта баба! Сплетник Дрындульский наговорил ей, что приехало несколько Клиновичей, докторов философии, которые желают с ней познакомиться, и, представьте себе, эта старая ведьма целый день надоедала мне, чтобы я хоть одного привел к ней. Ну, думаю, пеняй на себя… ты хочешь Клиновича, я тебе его доставлю, но не моя вина, что у него в голове не все в порядке.

— А когда же свадьба? — спросил врач уже в воротах.

— Сегодня она сказала, что если я приведу к ней Клиновича, то через месяц. Кстати… сжальтесь, доктор, повлияйте на Дрындульского, чтобы он не проболтался!..

— Будьте спокойны, — ответил врач и скрылся на улице.

Через несколько дней Коцек, вернувшись вечером домой, застал два письма; приводим их содержание.

I

«Уважаемый доктор, лучший наш друг!

В четверг, в восемь часов вечера, в квартире пани Гильдегарды… состоится моя помолвка с этой несравненной женщиной. Мы ни минуты не сомневаемся, что вы, бесценный друг, удостоите своим присутствием в качестве свидетеля это торжество, на котором, кроме вас, дорогого Дрындульчика и нескольких других наших доброжелателей, больше никого не будет.

Ваш до гроба Д.Файташко».

II

«Милостивый государь!

Вы привели ко мне в дом мнимого доктора философии, позволив себе, равно как и уважаемый Каэтан Дрындульский, недостойную шутку, после которой ваши посещения, сударь, равно как и вышеупомянутого господина, считаю неуместными.

С глубоким уважением Пастернаковский».

Прочитав это, Коцек взглянул на часы и помчался в город, в знакомую лавочку, торговавшую вином и бакалеей, где он надеялся встретить пана Пастернаковского, к которому ни на минуту не терял чувства глубокого уважения. Предчувствие не обмануло его: в указанном месте он действительно застал обиженного приятеля раздумывающим за какой-то обросшей плесенью бутылкой над тщетой мира сего.

— Пан Пастернаковский, — начал врач, — я изумлен…

— А-а-а! Милый Коцек!.. — прервал его Пастернаковский. — Вы насчет письма? Пустяки! Забудьте о нем. Хотя, по правде говоря, вы устроили мне каверзу. Весь город издевается надо мной.

— Но…