Доктор Гоа

Мы приехали сюда, сняли дом. Вроде все было неплохо несколько дней. А потом начались странные вещи. Она стала очень активно и тупо приставать к нашему другу – у меня на глазах. Но я не придал этому должного значения. Я рассматривал это как урок для себя, понимал, что я, может быть, законсервировался в каком-то смысле, остановился в плане духовного роста, изменений и развития, потому что мне нужно было решать вопросы семьи, быта, квартир, машин…

Параллельно она злоупотребляла, алкоголем и прочей дрянью. Меня это, конечно, не устраивало, но я не мог на нее влиять, встречал очень жесткую реакцию, и все мои советы выполнялись с точностью до наоборот.

К счастью, этот мужчина, к которому она приставала, оказался человеком чести. Мы с ним стали друзьями, вместе боролись с этой проблемой. Я ей говорил: если ты действительно любишь другого мужчину, ты скажи, давай разведемся тогда. Она отвечала: нет, я люблю тебя, разводиться не хочу.

Потом ее начало клинить. Если поначалу это были просто какие-то истерики и неадекватные реакции, то потом начался настоящий ужас. Она старалась все эти состояния еще больше закидать огромным количеством всякой дряни. Я потом понял, что это уже психиатрия: уровень сознания настолько высокий, что никакие вещества просто не действуют. Параллельно она ударилась в рисование, начала исписывать и изрисовывать стены дома, где мы жили. Она раньше неплохо рисовала, но тут это напоминало детскую мазню, и для меня это тоже стало признаком заболевания.

Потом она зациклилась на мусоре, стала из него делать какие-то инсталляции. В доме был бардак, но она мне запрещала трогать вещи, потому что в их расположении видела некий тайный смысл. Но это не было творчество, это была деградация.

Энергии очень много у нее было, она могла ночью перетаскивать кирпичи, часами бегать… А мы же живем в самом центре деревни, у всех на виду. Я пытался объяснить окружающим, что это психиатрия, но не все понимали…

Она начала нелепо одеваться, практически не спала, очень много пила, курила. Потом стала бегать босиком к дому того мужчины, спала у него под домом. Пыталась с ним общаться путем символов, оставляла ему на пороге какие-то картины, цветы, сочетания предметов. Тут я уже понял, что ситуация критическая, что с ней в этом состоянии уже может случиться что-то плохое. При этом я знал, что если буду ее ловить, то она убежит еще дальше, потому что все это – реакция на меня. Друзья, конечно, помогали, возвращали ее домой, поддерживали. Я понимал, что у нее глубокий экзистенциальный кризис, что она в отчаянии. Я понял также, что мне употреблять что-либо в этой ситуации нельзя, нужно иметь ясный ум, постоянно, 24 часа в сутки контролировать ситуацию. Так что я тоже не мог спать.

Она всегда была растратчицей, но я считал, что для девочки это если не нормальное, то, во всяком случае, частое явление. А тут она просто начала швырять деньги налево и направо, совершенно бессмысленно. Там, где можно было торговаться, она могла переплатить. Делала бессмысленные и нелепые подарки. Дома без конца устраивались так называемые кулинарные вечеринки: люди уже ничего не хотят, а она бежит и покупает самые дорогие продукты… По 100 долларов в день тратила. Пыталась себя шопингом как-то реабилитировать, что ли… Постоянно требовала денег, выливала на меня целые потоки грязи (ну, понятно, накопленные за годы совместной жизни), могла мне хорошенечко врезать, а я даже специально иногда пропускал от нее удары, чтобы ей было легче, чтобы закрыть гештальт.

Я потом понял, что ей свойственно такое подростковое явление – синдром бродяжничества. Ну, вот как дети убегают из дома, причем бегают при этом по определенному кругу: ну, там, школа, кино, мороженое…

Она в последние годы все время от меня требовала поездок, путешествий. Хотела поехать путешествовать автостопом, я ее отговаривал: у нас ведь были две комфортабельные машины. А ее увлечение бейсджампингом (это прыжки со скал с парашютом) я пытался скомпенсировать другим: очень много денег, времени и сил потратил на то, чтобы сделать ее рекордсменкой по парашютному спорту. А я сам очень люблю бейсджампинг, но перестал этим заниматься, чтобы и у нее соблазна не было, то есть я сознательно, для ее блага, ограничивал свою свободу. Но каждый раз, когда я ей давал не совсем то, чего она хотела, ее негатив по отношению ко мне рос. Ей казалось, что я ее обманываю и что обманов накопилось очень много.

Попутно она мне выкатывала очень много претензий, в основном относящихся к 2005 году. Именно тогда я прекратил все другие свои отношения, решил, что мы живем вместе, начал строить семью. А до этого я жил с другой девушкой, это-то и вменялось мне в вину. У меня родители развелись, когда мне был, год, я очень хотел построить хорошую семью и впоследствии был гладким, как яичко, ей придраться было не к чему, именно поэтому она вспоминала такие, мягко говоря, неактуальные события.