Взять вот даже финансы. Ну, сколько здесь в месяц можно потратить? Даже если снять самый крутой дом, то это полторы тысячи долларов в месяц. Самый крутой байк – максимум тысяча. Ну, три раза в день есть в хороших ресторанах. Но больше 10 тысяч долларов в месяц ты все равно не истратишь! Тут просто не на что больше истратить. Здесь люди не смотрят на деньги: никто не ходит в «Дольче Габбана», никто не ездит на «мерседесах» и «БМВ». Зачем? У тебя «роял энфилд»[21]
? О! Круто! У тебя джип «махиндра»? Круто! Здесь люди, по большому счету, не зависят от финансов. Ты можешь тут на тысячу долларов в месяц вполне комфортно прожить, и на 10 тысяч долларов можешь комфортно прожить, но более комфортно не получится. И тебя тут в общем-то никто не спрашивает, кто ты и что ты. Если ты хороший человек и никому не делаешь ничего плохого, то претензий к тебе не будет.Люди ведь разные. Кто-то приезжает за йогой, кто-то – за травкой, кто-то бухает. Но все добрые и улыбаются. И никто ничего плохого про других не говорит. Здесь нет негатива, нет соперничества, нет соревнования. Здесь преобладает женская энергия, и мужчины тоже попадают в эту женскую энергию, и в них теряется мужское начало: целеустремленность, желание чего-то добиться. Она здесь не нужна, эта цель.
В другой стране, более цивилизованной, есть более дорогие дома, гостиницы, более дорогие машины, – это тебя дергает, ты к этому начинаешь стремиться. А здесь невозможно хотеть чего-то лучшего, потому что все это лучшее доступно всем. Лучшее, что может предложить Индия, можно приобрести за 10 тысяч долларов в месяц. По московским меркам это копейки, ты в Москве вообще не понимаешь, куда эти деньги уходят. А здесь десятку я даже с двумя детьми в месяц не истрачу, притом что мы себе ни в чем не отказываем. Это дает очень много комфорта. И вся обстановка тут, вся аура, вся атмосфера пронизана комфортом. Если, конечно, не обращать внимания на грязь, муравьев и комаров. Даже индусы не раздражают.
Махараджа (Александр Борисов)
Сначала я познакомилась с Сашиными произведениями, а потом уж с ним самим. Книги назывались «Все о Гоа» и «Любовь в Гоа», они продавались в ресторане «Дюнс», и за обедом я иной раз их перелистывала. Потом я познакомилась с одним из героев Сашиных книг, таксистом Маноджем, и у него узнала телефон Махараджи. Позвонила. Саша был не очень-то расположен к общению: жарко, сказал он устало – был конец марта. Но через два часа он перезвонил и пригласил меня на следующий день к себе на ужин (как потом выяснилось, нашел в Интернете мою книгу, и она ему понравилась). Я пришла, принесла бутылку хорошего вина, которое пила за ужином в одиночестве: оказалось, что хозяева дома вообще не употребляют спиртного.
В 98-м году я закончил сценарный факультет ВГИКа. Это был год кризиса, все кино остановилось, так что в этой области я так и не поработал, хотя мечта осталась. Вместо этого, после полутора лет поисков себя, я оказался в газете «Финансовая Россия», в экономической журналистике, где и проработал семь лет. С журналистикой у меня все ладилось хорошо. В 2005–2006 годах были конкурсы «Лучший бизнес-журналист России», я получал главные призы на этих конкурсах, получал свою ладонь, запечатанную в цементе, в красивой коробочке, у меня было две таких тяжелых бадьи (смеется). Но все это осталось в моей прошлой жизни.
Дело не в том, что мне не нравилось жить в России или не нравилась моя профессия. Это был мой личный, персональный, индивидуальный кризис, моя личная, персональная катастрофа, связанная, в первую очередь, с полным развалом моей первой семьи. Сын от первого брака: где-то к трем годам стало ясно, что он аутист. С супругой мы разошлись, поняв, что мы – совершенно разные люди и не можем идти по жизни вместе.
В журналистике, которая никогда мне не была близка, я настолько разочаровался, настолько пресытился ею, что больше не мог этим заниматься. Никакие призы, никакие зарплаты не могли меня заставить больше это делать – она мне стояла поперек глотки. Мне было абсолютно наплевать, кто кого поглотил, у кого какие бюджеты, как растет машиностроение, сколько автомобилей продано… Я писал об этом и думал: боже мой, неужели это кому-то интересно? Зачем я это делаю? Я видел часть нераспроданных тиражей журналов в кладовках, и у меня было тягостное чувство, что я свою жизнь провожу зря, а ведь мне всегда хотелось писать о любви, о приключениях, жить интересной, авантюрной жизнью. А вместо этого я должен писать черт-те о чем, о том, что мне абсолютно неинтересно…