Доктор Гоа

Проехала я тогда 3 тысячи километров. Одна. На электричках и на автобусах. Была в Дели, Варанаси, Калькутте, Пури. Жила в монастырях. Когда я оказывалась в какой-нибудь глуши, то надо было лишь найти человека в форме (водителя, кондуктора, полицейского), после чего я тыкала пальцем в карту и говорила строгим голосом: «Possible?» Я ничего не понимала, что они мне отвечают. А иногда я рисовала поезд с вагончиками и рельсы. Это продолжалось, пока меня за руку не отводили к кассе или пока полицейские меня не сажали на свой мотоцикл и не везли куда-нибудь. Три года я так путешествовала (на лето возвращалась в Россию). Поскольку русских там не было, то я постепенно учила английский язык на слух. Я жила в индийских семьях, видела, как они готовят… Волосы я красила в черный цвет, а одежда у меня была – пенджаби. Я путешествовала в индийской одежде, чтобы меньше бросаться в глаза.

Мне казалось, что что-то должно измениться, что я что-то увижу, встречу, пойму… Иногда приключались чудеса, невероятные совпадения.

Месяц жила в Бенгалии, в монастыре. Изучала индуизм, ритуалы. Подъем в четыре утра: время мантр, – но не ходила. Тяжело, в гробу я видела идти в храм рано утром, я продолжала спать. Потом я обычно шла на рынок и покупала, допустим, два яичка, тайком несла их в монастырь (там еда жуткая) и варила кипятильником, в туалете чистила, чтоб никто не заметил скорлупу, и ела. В полдень я шла на дневную пуджу, потом – на Гангу, купалась в одежде (раздеваться там запрещено).

Московская жизнь представлялась черно-белым кино, а я вдруг оказалась внутри цветного. Утихала душевная боль, появлялись надежды, и они начинали сбываться: пожалуйста, вот тебе работа, еда, жилье, новые знакомые, – все на блюдечке с голубой каемочкой. Приключенческое кино, а я – его героиня. Вкус, цвет, качество жизни становится другим, и ты начинаешь копать в уме очень-очень глубоко, как потом выясняется.

Я думала, что индийские святые помогут мне вернуть душевный покой. Но потом поняла, что у них другая функция. Святой – это человек, который двенадцатилетним мальчиком попал в монастырь, 50 лет там живет и ежедневно что-то практикует. Психофизические характеристики его тела и всего, что рядом с ним, меняются.

Вот там, за занавеской, сидит святой. А у тебя вот здесь – горе. Ты идешь за занавеску – и вдруг начинаешь испытывать счастье. Ты не молишься, ты ему не веришь, просто на расстоянии 3 метров от него у тебя меняется состояние, как будто включили лампочку. Я видела людей, которые, как пиявки, в погоне за этими приятными чувствами годами следуют за святыми. Там был сын американского адмирала, он 25 лет сидел рядом со святым: бабы не надо – оргазм уже есть!

Вот однажды утром я иду к святому на аудиенцию. Поскольку я не говорю по-английски, то цепляю русскую американку, которая знает оба языка. Она переводит, но это – очередное разрушение иллюзий. Перевод не нужен, потому что святой тебя сразу считывает, как открытую книгу. И вопросы становятся не нужны, потому что он отвечает не на то, о чем ты спрашиваешь, а на что-то другое, – другими словами, на другом языке, но ты начинаешь понимать без перевода. Он говорит: в этой женщине очень много боли, непонятно, как она это выносит, но на самом деле она находится в руках Бога, и Бог ее благословил на все, что она делает. Поэтому жить в ашраме он мне разрешает сколько угодно, то есть я могу убежать от московских проблем: он меня приглашает, как в санаторий – просто так.

Встречи со святыми всегда происходят как-то по-другому, не так, как ожидаешь…

На третий год я начала работать. Поваром – в Южном Гоа, в ресторане. У меня мама очень вкусно готовила, и я умею. Мне предоставили жилье в беломраморной вилле. В ресторане я была немножко и художником: рисовала лозунги, плакаты, вывески, обложки для меню, – и поваром была, то есть осуществляла общее руководство на кухне.

Работать и жить там мне необыкновенно нравилось. Я просыпалась, служанка осторожно спрашивала, может ли она помыть полы и нужно ли мне что-то постирать. Потом я шла через поле в ресторан. По дороге могла встретить ящериц, кобр, мангустов, орлов, коров, собак и буйволов. Или я шла через две улочки, и все, кто меня встречал, со мной здоровались, разговаривали, приглашали попить чаю. Я приходила в ресторан. Если видела, что нет клиентов, то могла искупаться или сделать себе салат. Но если были русские клиенты, то я, конечно, тут же бросалась к ним, чтобы выяснить их пожелания – вдруг мои работники не смогли их понять…