Доктор Гоа

Вот. Идут чудеса. Я каждое утро наведу порядок, Божеству преподнесу цветы, благовония, у меня там цветочки в вазочке, все тра-ля-ля, я прямо танцую в этом «Творожке». Приходят клиенты, мои знакомые, которые с удовольствием едят это все. А идея была – типа а-ля «Макдоналдс», только «Макдоналдс» – это все дико вредно, а творожок – настолько полезно, что прямо надо этим заниматься. Это было так: ты приходишь, берешь себе творог, сколько хочешь: индивидуальный подход. И к нему были разные-разные топинги: сгущенка там вареная, сырая, шоколад, не шоколад, орехи такие, не такие, изюм замоченный, черный, белый, ваниль… А вот одна подружка – Катариночка ее зовут – она, например, не ест сладкое, и у меня появляется соленая линия специально для таких людей, с травками. Потом мальчишки начали с чесноком что-то мне заказывать. И все это я еще подавала так красиво: шелковые салфеточки, чуть ли не во льду…

Короче, у меня перло дико! И вот, допустим, то количество благодарностей, которое я услышала за три месяца работы этого «Творожка», просто зашкаливало (я его открыла, когда сезон уже шел на спад, и договор у меня был на три месяца). И вот я думаю: господи, в России шесть лет колбасилась, старалась, ночами не спала, ревела… Ведь сплошные нервы, благодарности никакой, одни пистоны получала от начальства. Там люди – ничто, незаменимых нет, механизмы, – на этом все и построено. А здесь все само получается, и люди: «Спасибо, спасибо!»…

С тех пор прошло семь лет, но до сих пор встречаются люди, которые помнят мой «Творожок», помнят, как это было здорово. И до сих пор я считаю эту идею абсолютно рабочей, просто не хватает времени, я другим делом занимаюсь.

Почему еще я приостановила этот момент: я стала поправляться, потому что я сама этого творожка съедала столько – капец! И потом все эти прыщи – может, это от сладкого, от сгущенки? И вот эта история прыщевая – она три года меня мучила. Я ее копала там по-всякому, разбирала. В итоге сделала вывод: это, скорей всего, из-за мыслей, в которые загоняешь себя, как в тупик. Например: «Вот, мне уже тридцать лет, я была топ-менеджером, а теперь я работаю в клубе, скачу на дискотеке»…

Параллельно у меня шла танцевальная история. Мы в ночном клубе с девочкой на пару почти каждый вечер танцевали. Сначала просто – девочки русские танцуют, индусам интересно. А потом я увидела на флаерах: хозяин клуба уже пишет, что это «русский балет», оказывается, у него выступает. Балетом там, конечно, совсем не пахло, но мы жгли, нам нравилось танцевать. И потом уж пошло, пошло…

Моим любимым занятием в детстве были танцы, несмотря на все запреты. Папа, например, не давал мне особо танцевать, чешки мои выкидывал, потому что считал: «Ногами взлягивать – от этого язык длинный». Мама меня всячески поддерживала, но папа был такой диктатор… Несмотря на это, я все равно танцевала. А, например, музыкальная школа, в которую меня устроили, это была просто какая-то черная прорва, черное воспоминание моей жизни.

Танцами я занималась в Доме пионеров, у самой директрисы, соответственно, у нас был высокий уровень подготовки. Мы выступали на всех городских мероприятиях, и там я все время чувствовала себя звездой. У меня все легко и просто получалось, и это приносило кучу восторга, радости и наслаждения. Классика, народные танцы и бальные. А бальные танцы – это просто восторг: все эти костюмы, красивые девушки, а танцевать в парах – мне это казалось просто волшебством… Но это было очень далеко от дома, занятия заканчивались поздно вечером, папа в шоке, дома все время скандалы и разборки…

В 17 лет я поняла, что для бальных танцев я стара, что у меня мозг настроен абсолютно на другие ритмы, плюс мне абсолютно не понравилась атмосфера соперничества, интриги… Разочаровалась я в этом всем, перестала туда ходить. В танцевальное училище не пошла, потому что поняла: я очень высокая, тяжелая, и никакой балерун меня никуда не утащит, к тому же все высокие стоят всегда в задней линии, а стоять сзади мне не шибко интересно. И как бы надо зарабатывать деньги головой, – папа так и говорил.