Доктор и стрелок

— Сорок? Пятьдесят?

— Это скорее про Джона Уэсли Хардина.

— Сколько же тогда?

— Намного меньше, — ответил Холидей. — Я не убивал никого, кто не заслуживал смерти.

— Как и я, — сказал Билли Кид. — Если уж совсем по чести, я убивал лишь тех, кто пытался убить меня.

— В том числе и помощников шерифа, что везли тебя в суд?

На губах Кида мелькнула сконфуженная улыбка.

— Ладно, почти все убитые мною пытались убить меня.

— Скажи-ка вот что: за каким дьяволом ты вообще сюда приехал? — спросил Холидей. — Как я понял, ты из Нью-Йорка. Далековато же ты забрался от дома.

— Про дом я ни черта не помню, — ответил Кид. — Когда мне было три или четыре года, мы перебрались в Канзас. Потом отец преставился, и мамаша вышла замуж второй раз. Отчим перевез нас в Нью-Мексико.

— Для твоей же пользы, наверное, — заметил Холидей. — Попробовал бы ты убить столько народу в Нью-Йорке. Кто б тебе позволил…

— Мне и не позволяют, — огрызнулся Кид. — Я просто беру и убиваю. Хотя… нет, не так, — хмуро покачал он головой. — Я ведь не убийца и не безумец. Черт, я до пятнадцати лет никого не убивал, а половина из тех, кого все же застрелил, участвовали в войне за округ Линкольн.

— Слышал о такой, — сказал Холидей. — Говорят, она жестокой выдалась. А еще говорят, ты сражался совершенно бесстрашно и здорово стрелял.

— Не так здорово, как должен был… или скорее, не в тех, в кого должен был, — заметил Кид. — Я грохнул шерифа и его помощника. Сами виноваты, — пожал он плечами, — что ввязались в ту войну.

— Не скромничай, — ободрил его Холидей. — Почти все знаменитые стрелки не столько метки, сколько везучи. Если кто и правда мог попасть в намеченную цель, так это Дикий Билл Хиккок, Джон Уэсли Хардин и Джонни Ринго. Из них двое погибли молодыми, третий сейчас в кутузке.

— Хочешь сказать, по-настоящему меткие стрелки — те трое да мы с тобой, — поправил его Кид.

— Вчера вечером мы стреляли друг в друга практически в упор, — напомнил Холидей. — Ты разве мертв? Ранен? На тебе хоть царапина осталась?

— Нас обоих защищают шаманы, — сказал Кид. — Сам знаешь. Ну, или, — помолчав, добавил он, — сейчас точно узнал. Я вот давно догадался.

— Вчера еще ты не догадывался, — возразил Холидей. — Когда в меня целился.

— Но подозревал. Не забывай: ты выстрелил первым — и мне ничего не сделалось.

— Кто же твой опекун, если можно так выразиться? — спросил Холидей. — Римский Нос, я полагаю?

Кид покачал головой.

— Один дедок по имени Вокини.

— Так он и есть Римский Нос, — сообщил Холидей. — Шаман из племени южных шайенов. Говорят, они с Джеронимо — шаманом апачей — два самых могущественных колдуна. Я видел, на что они способны.

— Джеронимо? — переспросил Кид. — Я думал, он военный вождь апачей.

— Полководец он, конечно, знатный, однако главная его работа — быть шаманом. Лучший вождь апачей — Витторио, хотя если бы Джеронимо перешел в вожди на полную ставку, то, думаю, уделал бы его.

— Век живи, век учись, — признал малыш Билли. — Итак, чего от тебя хочет Джеронимо? Не может не хотеть, иначе бы не сделал так, что пули от тебя отскакивают.

— Они и не отскакивают. Просто исчезают. Взгляни на свою одежду — дырок нет.

Кид пожал плечами.

— Да пусть и так.

— Джеронимо просит об ответной услуге.

— Уж точно о том, чего сам сделать не может.

— Да, — кивнул Холидей.

— То есть плата за услугу — твоя неузи-зви-смость? Или как там оно правильно произносится?

— Неуязвимость.

— Вот ведь словечко. Значит, таковы условия?

Холидей некоторое время молча смотрел на Кида и думал: «Выходит, ты еще ни о чем не догадался?»

— Да, все верно, — вслух сказал он. — А вы о чем договорились с Римским Носом?

— Серьезно? Думаю, он просто хочет, чтобы я убил как можно больше белых.

— Конкретно он ничего не просил?

— Кокетно?

— Прямо, — подсказал Холидей, решив, что слова «явственно» Кид точно не знает.

— Прямо — нет, — ответил тот. — По мне, так сделка честная. Я сейчас скотоводством занимаюсь.

— Скотину уводишь?

— Я что, похож на фермера? — хохотнул Кид. — В общем, работа порой становится очень опасная, и шаман, похоже, защищает меня — чтобы я мог и дальше убивать белых. Особенно законников, — внезапно помрачнев, добавил он. — У меня как раз появилось одно имечко в списке, в самом верху. Я первый раз отправлюсь на охоту, ведь обычно люди сами вызывают меня на дуэль или выслеживают, пока я работаю — либо солдатом, либо ковбоем.

«Солдат, ковбой… Мне нравится твоя аргументация, хотя сам ты вряд ли знаешь, что такое аргументы», — подумал Холидей.

— Кто же твоя цель? — просто из вежливости спросил он вслух. На самом деле Холидею было неинтересно, поскольку почти никого в Нью-Мексико он не знал.

— Бывший приятель, — ответил Кид, — который сделался законником. Воспользовался моим доверием, арестовал. Я ведь мог застрелить его, пока он не надел мне на руки браслеты… Больше, — снова помрачнев, пообещал Кид, — такой ошибки я не повторю, можешь не сомневаться.

— Имя у товарища есть?

— Пэт Гаррет, — ответил Кид и добавил с презрением: — Шериф.

— Я где-то слышал — или прочел, — будто Лью Уоллес даровал тебе прощение.