Доктор Красавчик

— Да. — Разводит руками Анфиса и усаживается на стул. — Сам же знаешь, у них, прости господи, именно к вечеру и начинаются все выкрутасы! У моего сына на скорой ближе к ночи самый пик наступает: телефон разрывается. То бабке какой давление смерить, то припадки у психов, то у кого-то первый раз месячные начались, надо проверить, всё ли в порядке с густотой и объемом, то вчера, вон, вообще — один мужик позвонил с холодной мошонкой: «Скажите, она у меня точно нормальной температуры, доктор?». Пришлось ведь трогать!

Я не могу не улыбнуться ещё раз.

Старшая сестра расцветает: она этого и добивалась.

— Ты скушай пирожок, да сходи, посмотри её, ладно? — Ласково говорит она, придвигая тарелку ближе. — Ты же этих беременных знаешь: в боку кольнуло, они «Ой-ай, мамочки, это выкидыш!», но ведь всяко бывает, да? Раз на раз не приходится.

— Конечно. — Вздыхаю я и потираю веки.

В глазах режет, будто песка насыпали. Но если вернусь домой, ещё несколько часов пролежу в состоянии тревожности и не смогу заснуть.

— А пирожок? — Улыбается Анфиса.

— Спасибо за заботу, но пока совсем нет аппетита.

— Ничего. — Понимающе кивает женщина. — Заверну тебе с собой.

— Спасибо. — Вежливо соглашаюсь я.

— Вадик, а… — запинается она.

— Что?

Замечаю, что Анфиса Андреевна смотрит на мои сложенные в замок руки.

— Ещё носишь его?

— Его? — Я впиваюсь глазами в своё обручальное кольцо. — А… вы про это…

Задумчиво кручу его пальцами. Как обычно вернул на место сразу после операции.

— Не хочу лезть с советами, — пытается улыбнуться старшая сестра.

— Да, не стоит. — Я встаю и иду к двери. Мне тяжело дышать от этого разговора, хочется скорей сбежать. — Осмотрю эту пациентку, и домой.

Быстрым шагом сбегаю по ступеням: пролёт, ещё пролёт. Мне не хочется ехать на лифте, хочется продышаться. Я почти возвращаю себе самообладание, когда вхожу в процедурный приёмного отделения и вдруг вижу на кушетке бледную, измученную девушку.

Светлые волосы до плеч, стройная, с аккуратной, женственной фигурой. Её кожа почти бесцветна, худое личико напряжено от боли, она поджимает под себя ноги и обхватывает длинными, тонкими пальцами гладкие коленки.

— Добрый вечер. — Говорю я.

Выходит как-то хрипло и не совсем уверенно.

И в этот момент мы встречаемся с ней взглядами. Чтобы посмотреть на меня, девушке приходится поднять голову: её светлые волосы рассыпаются по плечам, алые губы удивлённо размыкаются, а светло-зелёные глаза, остановившись на моём лице, вдруг темнеют, и в их расширенных зрачках рождаются страх и растерянность.

«Чёрт, а она красивая», — проносится в моей голове.

13

— Что со мной? — Повторяю я.

На всякий случай, потому, что, кажется, доктор не расслышал вопроса. Возможно, нужно говорить громче, чтобы слова долетали до высоты его роста, но мне тяжело это сделать: боль переместилась в поясницу и уже вовсю хозяйничает там.

— Ясно. — Говорит врач, будто самому себе. Затем поднимает, или правильнее было бы сказать, опускает взгляд на медика из приёмного покоя: — Поднимайте в отделение.

Затем задумчиво ударяет листами с результатами моих анализов по своему бедру, разворачивается и, даже не взглянув на меня, покидает помещение.

Что?

Что это было сейчас?

Эй! Мне, вообще, кто-нибудь поможет в этой больнице, нет?!

— Ай, ой… — Стону я, перемещая ладони на поясницу.

Спину просто разрывает.

— Дышите. — Советует врач приёмного отделения. — Сейчас за вами придут. — И неторопливо удаляется к двери.

— Вы куда? — Спрашиваю я.

Мой голос больше похож на жалобный писк.

— Не волнуйтесь, вы в надёжных руках. — Говорит он прежде, чем меня бросить.

В надёжных? В чьих?! Меня только что оставили одну! Совершенно одну наедине с моей болью. Ау!

Я сажусь, наваливаюсь спиной на стену и обречённо закрываю глаза. Дышу, считая свои вдохи и выдохи. Раз-два, три-четыре, пять-шесть. Это немного уменьшает неприятные ощущения. Кажется, в этой больнице никому и дела нет до моего состояния.

А этот великан! Посмотрите-ка на него! Пациент для него не более, чем назойливая вошь, которая отвлекает от вечерней дрёмы в самый неподходящий момент. Даже не осмотрел меня, не спросил, что и где болит! Бесчувственный чурбан!

— Ммм… — Я прикусываю губу.

Как же больно!

Тот пожилой медик хотя бы провёл осмотр, а этот — уверена, он бы даже бровью не повёл, если бы я корчилась, умирая и захлёбываясь в агонии, прямо на этой кушетке у него на глазах.

— Э-эй! — Проскальзывает в помещение Катя. Улыбается мне, быстро прикрывает дверь, проходит, садится рядом, берёт мою ладонь и крепко сжимает. — Ну, как ты?

— Больно. — Признаюсь я, морщась от неописуемых ощущений.

Вот, что мне нужно — капля сочувствия. Когда кто-то держит тебя за руку, гораздо легче всё это терпеть. Я рада, что ей позволили прийти.

— А меня, представляешь, не хотели пускать! — Вдруг начинает возмущаться подруга. Достаёт из кармана салфетку, заботливо стирает пот с моего лица, затем аккуратно промокает ею мой нос и щёки. — Ничего не говорят, в кабинет не пускают, а я так нервничаю, сижу там, не знаю, что делать, и у кого помощи просить!