Доктор Красавчик

И в этот момент я задумываюсь. Какой-никакой, совершающий ошибки, местами эгоистичный и инфантильный, но отец у меня всегда был. Он заботился обо мне, кормил, одевал, пытался воспитывать и временами даже поддерживал. Мне повезло. Все мои обиды копились за то, что в нужный момент его частенько не оказывалось рядом, но отрадно, что он теперь видит свои промахи и хочет их искупить.

— Он наврал тебе, что у нас размолвка, но я его не виню. — Признаюсь я. — Никита ещё молод и, к тому же, зациклен на себе. Он не был готов стать отцом и разозлился, что я пожелала стать матерью его ребёнка. Вышвырнул меня из своей жизни и вспомнил только тогда, когда сравнил с другой женщиной. Мы говорили с ним сейчас, и я поняла: Дубровский искренне верит, что любит меня, и что сможет стать хорошим отцом нашему сыну. Но стоит ему столкнуться с первыми трудностями или увидеть меня толстую и некрасивую до или после родов, как он поймёт, во что вляпался, и тут же сбежит. Этот человек не создан для ответственности. Ни для какой.

— Мне жаль, что так вышло. — Говорит отец.

В его глазах стоят слёзы. Я пытаюсь улыбнуться.

— Я переживу это, папа. У меня есть работа, крыша над головой, есть друзья — всё хорошо.

— И есть я. — Напоминает он, накрывая своей рукой мою ладонь. — Не забывай об этом. Я соберу все сбережения и куплю вам с моим внуком квартиру, я буду помогать тебе во всём, буду приходить, водиться, гулять с малышом. Я собираюсь стать самым лучшим дедушкой в мире, если ты не прогонишь меня.

Да. Похоже, возраст прибавил отцу не только седых волос.

— Я хочу всё исправить. — Тихо добавляет он. — Только не сердись больше на меня. И на Лесю…

— Я не буду. — Говорю я, глядя в его глаза. — Только пообещай мне, пожалуйста, папа.

— Что именно? — Его взгляд оживает.

— Что никогда не обидишь Лесю.

Он на мгновение замирает с задумчивым видом, а затем спрашивает:

— Почему я должен обидеть её?

Эх, мужчины.

— Ты немолод, папа. Я знаю, что ты очень… кх-кхм… любвеобилен, но в твоём возрасте уже пора завязывать с перебиранием женщин. Тебе пора остепениться. Похоже, что Леся сделала на тебя ставку, она тебе доверилась и полюбила, раз поставила на кон нашу с ней дружбу. Так что не подведи её, пожалуйста. Люби только её, уделяй ей больше времени, построй с ней что-то настоящее. Понимаешь, о чём я говорю?

— Хм… — Он опускает взгляд. — Ты думаешь, что я не принимаю всерьёз наших с ней отношений?

— Просто пообещай мне, папа. — Прошу я, стискивая его ладонь. — Пообещай, что не причинишь боль моей подруге, что будешь для неё самым верным, самым ласковым, самым надёжным мужчиной…

«Каким не был для моей мамы» — не могу закончить фразу я.

Но, похоже, отец всё и так понимает. Он кивает:

— Да, конечно, конечно. Обещаю.

— Спасибо. — Улыбаюсь я.

— А ты обещай, что будешь нормально питаться. — Тут же требует папа. — Ешь, давай.

И я нехотя беру вилку и начинаю есть, а он следит за тем, чтобы я доела всё до конца. Совсем как в детстве.

51

Когда я уже провожаю отца в прихожей, звонит мой мобильный. Папа наклоняется, чтобы надеть обувь, а я отвечаю на звонок.

— Алиса Александровна? — Спрашивает женский голос.

Он кажется мне знакомым, но я понятия не имею откуда.

— Да, это я.

— Простите, пожалуйста, что звоню вам. Надеюсь, не поздно. Просто я только что заступила на смену и нашла ваш номер в карте… Чёрт, простите, наверное, мне не стоило звонить…

— Кто это?

Беспокойство в голосе собеседницы заставляет меня встревожиться, что сейчас она вот-вот бросит трубку, а этот звонок почему-то кажется мне очень важным.

— Это… Это Людмила. Ординатор из клиники. Вы, наверное, не помните меня.

— Помню! — Выпаливаю я. — Помню, Людмила, что вы хотели?

— Я… — На линии вдруг повисает тишина. Слышно её прерывистое дыхание. Девушка как будто собирается с духом. — Это насчёт Вадима Георгиевича. Возможно, я лезу не в своё дело, но…

— Что с ним? — Не выдерживаю я.

— Алиса Александровна, простите меня. — Слышится вздох. — Я невольно стала свидетелем сцены, когда вы приходили, а… а потом слышала, как он разговаривает с Анфисой Андреевной… Я, конечно, не должна соваться, но… мне кажется, вы должны поговорить с ним! — Она начинает тараторить. — Вадим Георгиевич так изменился, я это видела, он будто ожил, и я таким его никогда не видела! А потом, когда между вами что-то произошло, он вообще сам не свой стал! А сейчас вообще отгулы взял, и все шепчутся, что он увольняться хочет!

Из всего этого монолога я понимаю лишь то, что речь идёт обо мне, Вадиме и наших с ним отношениях.

— Послушайте, Людмила…

— Вы должны позвонить ему! Ведь он страдает, я знаю!

У меня пересыхает в горле.

— Людмила, простите меня, пожалуйста, но у нас с Красавиным больше нет никаких отношений. С того момента, как я узнала, что он женат, я даже слышать о нём не хочу.

— Алиса Александровна… — Её голос затихает.

— Что? Что? Говорите.