Доктор Мозг. Записки бредпринимателя

Рано обзавелся очками, но очкариком никогда не выглядел: очки сидели на нем всегда изящно и ловко, почти незаметно.

Был не особо общителен, но уже не изгойствовал. «Способный, но с чересчур большим самомнением… Больше интересуется идеями и теориями, чем людьми», – говорили про него преподаватели.

Подрабатывал лаборантом в химической лаборатории, потихоньку повесничал и выпивал. Учился как в школе, то есть никак. Перед экзаменами, накачавшись кока-колой (в нее добавляли в те времена серьезную дозу настоящего кокаина), зубрил пару ночей и отправлялся сдавать. Был единственным в своем классе, кто сдал древнегреческий с первого захода. Завалить умудрился только один экзамен – догадываетесь, какой?

– Богословие?

– Нет, с богословием пронесло. Психологию. Пришлось из-за этого остаться в колледже на второй год.

– Второгодник по психологии? Знаковое начало для будущего корифея психологической науки.

– Уотсон потом вспоминал:

«Психологию вместе с философией преподавал нам Гордон Мур, лысый дядька, малость чудаковатый. Слушать его было местами любопытно, особенно когда он рассказывал о физиологической психологии, это было хоть что-то конкретное, не в пример его же метафизическим разглагольствованиям, от которых вяли уши…

Сдавать ему экзамены было тяжко: Мур был добр, но ужасный педант, требовал, чтобы все листки письменной контрольной были правильно пронумерованы, а кто этого не сделает, предупреждал, того и читать не стану – сразу неуд и на второй год. Вот меня черт и дернул: не выспался, спешил сдать и не пронумеровал. Хуже того – перепутал, написал все правильно, но не в том порядке. Не помиловал меня Мур, вкатил незачет. Я жутко разозлился. Ах, так, подумал, ты меня завалил, из-за тебя теперь мучиться лишний год. Ну, поглядим еще. Назло тебе стану доктором психологии, ты еще попросишься ко мне в ученики. Так и вышло…»

И в самом деле, годы спустя, когда Джон Б. Уотсон уже профессорствовал на кафедре психологии, к нему в кабинет, шаркая, прихрамывая и опираясь на палку, зашел облезлый пожилой господин. Без приглашения сел, знакомым движением снял очки, положил на стол. Широко улыбнулся беззубым ртом.

– Здравствуй, сынок, ты меня помнишь, конечно. Я твой бывший профессор Гордон Мур. А вот теперь ты профессор. Знаешь, я горжусь, что воспитал такого великого ученика. Это ведь я приохотил тебя к психологии, и хорошо, что ты дважды прошел мой курс, вот видишь, как здорово получилось. А меня, понимаешь ли, из колледжа выперли. Начальству не угодил, недостаточно ортодоксален. Церковь, сам понимаешь, с психологией не в ладах. Ну что ж, старая гвардия не сдается. Возьми меня к себе в аспирантуру, сынок, вот мое письменное прошение. Бюрократические проволочки меня не пугают. Если потребуется время, я подожду…

Дождался, но вскоре ослеп, а через пару лет свалился с инсультом.

Есть ли в моей жизни смысл, который не будет разрушен неминуемой смертью, ожидающей меня?

Лев Толстой

У подножия великого Почему

Хочу, чтобы потомкам стало ясно:

надежна жизнь тогда, когда опасна.

Спасение? Смертельная угроза?

Лекарство или яд? – Решает доза.

Из Парацельса. (Вольный стихотворный перевод мой. – ВЛ)

Колледж Уотсон окончил, магистра получил, пастором, конечно, не стал, и в дальнейшем, к великому огорчению матери, ни при какой погоде не интересовался религией. Дома по этому поводу шли баталии между ним и старшим братом Эдвардом, парнем очень религиозным и правильным.

– Послушный мальчик и непослушный, подъюбочник и озорник, конформист и бунтарь, всегдашняя пара? Сид и Том Сойер?

– Да – и в одном лице тоже, в одной и той же душе. Конфликт внутренний, столкновение побуждений: любовь к матери и отталкивание от нее, зависимость и сопротивление зависимости – развилка эта всю жизнь сидела в Уотсоне и выстреливала, как рогатка, вовне, переносилась на отношение к женам и детям, перескочила в концепцию воспитания…

Мы и на своей истории убедились – на Марксе, Ленине и их духовных потомках, себя включая: свежеиспеченные атеисты, наследники длинного ряда веровавших поколений, выказывают полный набор признаков религиозно-догматического менталитета. Авторитарность, категоричность, нетерпимость к инакомыслию, проповеднический запал, мессианские амбиции непременно осчастливить человечество, тянитолкай ханжества и цинизма. Баптистская психоматрица (а ее начала – в веках и веках…) была впитана Уотсоном с молоком матери, вместе с любовью к ней, и плодоносила вовсю.

– А смятая любовь к отцу, непрощенная обида?

– И это работало.