Доктор N

- Я все имена записал (Сталин - Нариману, после доклада).-Из вашего выступления.-И стал считывать с листа: - Серго, Кара Гейдар, Гусейнов, Микоян, Саркис, Мирзоян... насчет эстафеты крепко сказали! Агамали-оглы, Киров и так далее, еще Серебровский, даже два Раскольникова в игре вашей литературной, зачеркнутое подглядел.

- Привычка чекиста?

- Конспиратор из вас никудышный.

- И что же?

- Не нужно было касаться личностей.

- Но дела делаются конкретными людьми и должны быть названы.

- Для будущих поколений, разумеется?

- Мой доклад К истории нашей революции на окраинах. Все, кто играл ту или иную роль в Азербайджане, должны быть охарактеризованы.

- Не достаточно ли того, что сказал о Серго Ленин в известном письме, рукоприкладство и прочее.

- А что прочее?

- Чрезмерная аляповатость, фельдфебельство.

- Зиновьев сказал резче, вы слышали: Серго зарвался, а Сталин, вместо того, чтобы остановить Серго, его поддерживает.

- Ах так? - насупился.

Серго оскорбил Филиппа Махарадзе, бедняга, как и я, строчит записки в Москву, надеясь, что покончат с приемами гражданской войны в условиях мирной обстановки: мол, надоело считаться со стариками с седой бородой, никак не поймут, - Серго выполнял наказ Сталина заклеймить националов, кончать с их особым мнением, - что самостоятельность, о которой мы толкуем, есть пропаганда (в уме - фикция). Не успеем тем татарам рты заткнуть, всякого рода султангалиевщина, как эти татары языки распускают, заклеймит потом словом: наримановщина! А их угомоним, грузины демагогию разводят, дашнакские недобитки наглеют, каждого допросить надо, каким крестом крестится (это Сталин сказал Серго по-грузински, зная, что Нариман понимает, но ты промолчал, дескать, не разбираешься в тонкостях языка). Серго постарался оправдать доверие Сталина: пригласил в гости слабовольного Кабахидзе, чтоб тот поддержал Кобу, выступил против духанщика Мдивани, а Кабахидзе, рассказывали про грузинский инцидент, вспыхнув, словом обжёг Серго и получил в ответ кулачные удары, - мол, лично был оскорблён (сталинским ишаком назвал его Кабахидзе).

- ... Оба вы к тому же, ты и Серго, не доверяете тюркам, хотя своих земляков тоже презираете.

- Не доверяем? А Кара Гейдар?

- Человек, у которого руки по локоть в крови.

- Крови противников новой власти! А Гаджи Бала? - вспомнил еще одного тюрка, которому благоволит Серго.

- Вот-вот, Гаджи Бала! Чего только он не творил в Азербайджане, выдвинутый Серго: воровал, брал взятки, гарем устроил из сельских красавиц, а когда народ взбунтовался, Серго всполошился. И что же? Прилюдно судил? Нет, дал директиву: признать ненормальным. А терпел, потому что тот служил хорошим орудием против меня.

- Личные счёты сводите?

- Я открыто высказался против Серго, а он начал мстить.

- И в чём она, месть?

- Серго нужно было удалить меня из Азербайджана, развязать руки в проведении своей кавказской политики. Сказал Мирзояну, а тот: Мы только ждем твоего согласия, - оживился, - и Нариманова здесь не будет! И Серго выступил с инициативой отзыва меня из Баку, в Центр выслать!

И ты смеешь толковать о ссылке: сосланные - те, что в Соловках!

Но я требовал, чтобы их вернули! Писал Ленину?

Его молчание воспринял как желание разобраться. И больше не напоминал, считая, что достаточно и письменного протеста, успокоился и отошел в сторону. Ах да: продолжал бороться с интернационалом недругов: армяне-грузины, Киров и тюрки-младокоммунисты.

Еще было из-за чего Кобе раздражаться - Нариман ему письмо принёс, Мамед Эмина, адресованное своему спасителю, опубликовано в Стамбуле (из Наркоминдела прислали): уязвить? припугнуть благодарностью классового врага?

Пока слово в слово Нариман переводил, замешательство Кобы сменилось беспокойством - Мамед Эмин обнародовал некие подробности их отношений, мало ли у Кобы недругов, и не поймешь, чего больше в моих врагах: соперничества? зависти? высокомерия - чего он, туземец, смыслит в их деле, особенно Троцкий и его подпевалы.

Вряд ли кто еще узнает о письме: презираемая им интеллигентская щепетильность Наримана в данном случае - во благо, не разболтает.

Какое, однако ж, длинное письмо! Примите благодарность,- переводил Нариман, - за чудо спасения в условиях, когда всего лишь принадлежность к мусаватской партии, а я был ее лидером, каралась расстрелом или ссылкой, и я признателен Вам, что, помня о прошлом, вызволили меня из бакинского плена, приютили в Москве, предлагали работу, простите, что покинул страну, не поставив Вас в известность.

- С удовольствием, - перебил Наримана, - отпустил бы на все четыре стороны, зря с ним нянчился, как волка ни корми... Поучает ещё из недосягаемой дали, смелый какой,- достану всюду.

... жить в условиях засилия Коммунистической партии, которая узурпировала власть, видеть имперскую политику, процессы денационализации, ассимиляции.

- Покажите-ка, - не поверил, Нариман показал выделенные в письме курсивом слова: ещё русификация.

- Старые песни,- Коба вслух, будто кто может подслушать.