Доктор N

А в Астрахани, куда из Баку привезли больного Наримана, отказали ноги! Черным по белому в автобиографии (переделанной в биографию): От трудной работы Н. лишается одной ноги (неряшливый перевод?) и его везут на астраханские грязи по совету врачей... или сам уже не врач? ах да, тремя строками выше сказано о подпольной политической работе в организации Гуммет, и что партией Н. снимается с должности врача (?), получает ряд ответственных постов: Комиссара городского хозяйства и редактора партийной газеты Гуммет, -. Несколько оправившись, он назначается комиссаром народного просвещения.

И гонит, гонит от себя: короткая радость, что будет сын, назовёт в честь отца Наджафом, омрачена - накануне отплытия из Баку случилось то, чего Нариман опасался,- выкидыш! Малокровие Гюльсум, её упрямство, сколько Нариман предупреждал не тащить тяжести. Новая весть - через год, в Астрахани, но Нариман загадывать уже не станет, строг с Гюльсум: чтоб благополучно прошла весь свой предродовой период. И родится сын. В Москве, в Малом Харитоньевском. Пустая просторная квартира, стояли лютые морозы, Гюльсум каждый день носила Нариману на работу обед - шесть вареных картошек.

В первый день декабря (19-го года) картошка кончилась, Гюльсум пошла на Сухаревский рынок, купила полмешка мерзлой картошки, на бархатный выменяла жакет, тащила на спине, стало плохо, к счастью, нашлись добрые люди, поспели в ближайший Лепехонский родильный дом. Сын!.. Собрались, смотрят, дивятся: впервые тюрок родился, глаза чёрные-чёрные, и волосы - чёрные. Очень на папу своего похож. Как же иначе? - удивлена Гюльсум: черненький и кругленький. Ребята в школе дразнили: Черный макака! Наджаф сжимал кулаки, готовый драться, а Гюльсум, вздыхая, успокаивает его... - это уже без Наримана. Смотрит она на сына: как прочесть его судьбу? в такое-то голодное время вырастить!

Поздняя отцовская задумчивость в сыне с юных лет: в тень! в тень! забыть, кто ты! Эти колкие взгляды: А ну, что скажет сын Нариманова, живой плод наримановщины (как пощечина). Драчливая воинственность сына, и защитой для него, спасением - война. Наконец-то грянула! С надеждой, что будет иначе после победы. Но какой скорый путь - ловко крутанули циркулем, и круг жизни замкнулся: проколота циркулем, как пулей, сердцевина.

... Канонада, бомба разорвалась вблизи от их дома, который Нариман покинул, отплыв в Астрахань: турки бомбят Баку, вот-вот хлынут в город со стороны Волчьих ворот. Нариман предвидел - что без Баку Азербайджан, будь он даже трижды, по цвету своего знамени, независимой демократической (?) республикой? Новая формула, кажется, еще не родилась, а если и родилась, неведома тюркам. Если нефть - королева, так? то Баку ее корона (или трон?). Гянджа возмечтала захватить Баку с помощью Кавказской исламской армии, регулярных турецких войск (война с Антантой еще продолжается): пала в Баку Коммуна, падет под натиском объединенных турко-тюркских сил и Диктатура Центрокаспия, возглавляемая директорией бушуевых и ермаковых, а еще и печенкины здесь, и тюшковы, плюс антитюркский президиум аракелянов и велунцев, и затесался к ним здравый малый, но натура увлекающаяся, к тому же заядлый покерист Гриша Айолло, сказавший про Диктатуру в кругу друзей, возглавивших ее Чрезвычайную Комиссию (что ни власть, то Чрезвычайная Комиссия),- Васина и Тер-Мкртчянца (столько негласных звуков!), все трое бакинцы, особое племя, вместе кутили, пикировались, качали права, а разбегутся кто куда (Айолло - в Лондон):

- Не власть! Коктейль! Смесь партий, горячих голов, хватких рук!

- А за эти слова мы тебя в Баиловскую засадим! - Васин шутит.

- К вождям Бакинской коммуны? - Сидят в тюрьме, ждут участи: первый побег в Астрахань не удался, были схвачены в море, готовят побег второй навстречу собственной гибели. - Неплохие ребята! - тоже шутит. Карты розданы, прикуп никому ничего не дал. Все трое блефуют: у Гриши Айолло тройка дам, у Васина мелкие пары, у Тер-Мкртчянца и того хуже: одна пара (тузовая). Торгуются: кто кого перехитрит.

Канонада, бомба, турки.

Может, Нариману выстроить день за днём? мартовская война, власть Коммуны, ее падение, учреждение Диктатуры Центрокаспия, ее крах, новая власть, которая скоро утвердится в Баку с помощью тюрко-турецких войск. И два взгляда устремлены сюда: Наримана из Астрахани и Мамед Эмина из Стамбула. Два ли? А Москва (нефть!)? Лондон - Париж? вытеснить всех и укрепиться? Одни лишь слухи. Нариман не питает надежд на национальную власть и ждет... - но чего ждет, заброшенный в Астрахань? В Стамбуле застрял Мамед Эмин как частное лицо, со дня на день ждет вестей из Баку и заспешит на почту, чтобы телеграфировать поздравление по случаю долгожданного победоносного освобождения от чужеземцев Баку, нашей столицы. Долга его дорога в Баку через Батум, Тифлис и Гянджу, поездом, пешком, попутными телегами.