Доктор Преториус и потерянный храм

Странное принуждение заставило меня зашагать вперед. Мои ботинки заплескались в мелкой луже, и мне вдруг внезапно захотелось пить, как бедуину в пустыне; я согнулся, зачерпнул пригоршню воды и отхлебнул. Я почувствовал, как вода, словно червь, извивается в моей глотке, и что вкус ее сильно отдает теплой кровью. В то же мгновение кирпичная арка над головой застонала и я явственно почувствовал, как если бы нахожусь в двух местах одновременно. Я упал на колени в черную воду и распластался под громадным удушающим весом, как будто в одном из тех ночных кошмаров, в котором мы не можем убежать от страшного ужаса, надвигающегося на нас.

Потом Брюнель поставил меня на ноги, ухватив под мышками, и чары были нарушены. Моя правая ладонь болела как черт, вкус крови густо и мерзко отдавал во рту, а маленькое озерцо волновалось, словно изрытое штормом море. Арка туннеля словно застонала, и Брюнель сказал: "Иногда грунт вверху сдвигается приливом."

"Что-то погибло", сказал я, сам не зная почему.

Брюнель поднял фонарь к лицу, рассмотрел меня и сказал: "Если здесь нет духов, то вы вполне сойдете за такого, мистер Карлайл. Давайте поднимемся на поверхность и поищем что-нибудь, что согреет нам кровь."

Внутри длинного сарая он покопался в ящиках гигантского стола и достал бутылку бренди, налил щедрые порции в две жестяные кружки, дал мне одну в руки, и набросил мне на плечи одеяло. Бренди выжгло густой гнусный привкус, что слоем лежал во рту и на языке, но рука продолжала сильно болеть - словно кто-то закрутил раскаленную проволоку в основании указательного пальца. Брюнель сел в кресло напротив, положил руки на колени и, потягивая бренди, следил, как я осматриваюсь. Комната, где мы сидели, была переделана в кабинет, с письменным столом на краю большого квадратного ковра, с другим столом, со шкафами, с рядами узких ящичков под полкой с узкими нишами для писем. Далее виднелся темноватый верстак с рабочими столами, токарным станком, сверлильным прессом и другой машинерией, стеклянными и керамическими глазурированными бутылями в плетеных корзинках, стопы медных труб и металлических листов, всякая другая полузаконченная, полуразобранная машинерия.

Я сказал: "Похоже, я должен еще раз извиниться."

"Вы сказали, что-то погибло, мистер Карлайл. Можете сказать, что?"

"Я не знаю, почему я это сказал. Наверное, вы должны рассказать мне остаток истории. Кто-то был убит, мне кажется."

Брюнель встал и несколько секунд расхаживал по периметру ковра, вертя в руках серебряную круглую скользящую линейку, которую достал из кармана сюртука. Я понял, что он всегда настолько полон энергии, что не может долго усидеть на одном месте. Ему надо вставать и что-то делать, даже когда он думает.

"Мы нанимали два разряда рабочих", сказал он. "Людей для головной части туннеля, работающих на рамах, это опытные шахтеры, мой элитный корпус. Я доверил бы им собственную жизнь. Остальные в основном были ирландские матросы, которые работали на ручных помпах и вывозили землю после экскавации. Они достаточно добрые парни, работали хорошо и по большей части не жалуясь, но это люди, освободившиеся от полезного влияния домашних уз, и, как следствие, они легко впадают в искушения, особенно в день получки. В основном они пропивали получку так быстро, как только могли, несмотря на то мы обеспечивали их пивом в конце каждой смены, чтобы облегчить тяготы работы в таких тяжелых условиях."

Он продолжал расхаживать туда-сюда, делая руками экспрессивные жесты в воздухе.

"В целом, я находил их вполне управляемыми, но имелись один-два подонка, и один-другой настоящий преступник в придачу. Одним из таких был громила по кличке Кофейный Джо, прозванный не за свою любовь к оживляющим бобам, а за то, что так часто бы в подпитии, что заслуживал этой клички меньше любой другой. Я говорил вам, как близко мы копали к ложу реки. Очень часто небольшие предметы, много лет назад обороненные в реку, проникали внутрь с небольшими протечками воды. Кожаные башмаки, квадратные гвозди, применяемые корабелами, пряжки, стеклянные бутылки, даже парочка-другая монет. Все остальные рабочие, находя что-нибудь, отдавали это одному из бригадиров, но Кофейный Джо славился тем, что находки припрятывал. Я слышал, как говорили, что он продал антиквару эмалевую рукоятку кинжала за десять шиллингов, но отнес эти рассказы к зависти, и не стал его увольнять. Он хорошо работал, несмотря на любовь к выпивке."

"Однако, он нашел еще кое-что", сказал я. Несмотря на теплую волну бренди, указательный палец на правой руке все еще болел, словно его медленно ампутировали.