Доктор Проктор и его машина времени

Лисе расплатилась за поездку, и они вышли из такси. Издали доносились звуки аккордеона и хлопки пробок от шампанского.

— Ах… — Булле закрыл глаза и потянул носом воздух. — Париж!..

Они вошли в пансион. За стойкой регистрации стояли улыбающаяся краснощекая женщина и приятный толстячок. Лисе они напомнили ее родителей, оставшихся дома на Пушечной улице.

— Бон суар,[11] — произнесла женщина.

Лисе поняла, что ей сказали что-то хорошее, поэтому она ответила: «Добрый вечер!», слегка поклонилась и толкнула Булле, чтобы тот отвесил глубокий поклон. Она знала: поклониться никогда не помешает, глубоко или не очень — неважно. Как оказалось, это работало и в Париже, потому что двое за стойкой заулыбались пуще прежнего.

— Доктор Проктор? — вопросительно сказала Лисе и приготовилась к новому циклу языковых недоразумений.

Но к ее радости, лицо румяной женщины расцвело:

— О, лё профессёр!

— Да, — сказали хором Лисе и Булле и усиленно закивали.

— Восе фамий?[12] — спросила женщина.

На это Лисе и Булле ничего не смогли ответить и только молча уставились на нее.

— Парле ву франсе?[13] — осторожно спросил мужчина.

— Ты чего головой качаешь? — прошептал Булле.

— По-моему, он спросил, говорим ли мы по-французски, — шепотом ответила Лисе.

Двое за стойкой принялись совещаться между собой. Глядя на них, Лисе и Булле решили, что французский язык очень трудный даже для французов. Чтобы собеседник понял тебя, приходится подключать лицо, обе руки, все пальцы — да что там, все тело.

Наконец женщина схватила один из ключей, висевших на доске у нее за спиной, вышла из-за стойки и приглашающе махнула рукой Булле и Лисе. Она отвела их на двадцать шесть ступенек вверх и на полкоридора в сторону, где и отперла одну из дверей. Номер был меблирован очень просто: две кровати, маленький диван, шкаф и письменный стол, заваленный горой исписанной бумаги. Ну и дверь в ванную, где, видимо, как раз шел ремонт, потому что на полочке под зеркалом рядом с двумя стаканами для чистки зубов лежали молоток, отвертка и тюбик клея. У одной стены стояла ванна. Из проржавевшей трубы капала вода. Пока Булле раскладывал туалетные принадлежности на полочке, Лисе положила рюкзак у письменного стола. Тут-то она и заметила посреди стола рисунок. Изображена была ванна, точно такая же, как та, что в ванной комнате за дверью. Под рисунком теснилось множество цифр. Кто-то долго считал, некоторые вычисления были очень сложные. Похоже, здесь надо было считать в уме, умножать и делить.

— Что это? — спросил Булле, выйдя из ванной.

— Не знаю, — сказала Лисе. — Но почерк очень похож на почерк доктора Проктора.

— А вот это похоже на мотоциклетный шлем доктора Проктора, — сказал Булле, открыв дверь шкафа и обнаружив коричневый кожаный шлем. — И на его длинные белые подштанники.

Краснощекая и очень французская женщина защебетала что-то по-французски. Она драматически размахивала руками, без конца повторяла «Эвапоре!»[14] и один раз пальцами изобразила летящую птицу.

— Он исчез, — сказала Лисе.

— Я так и понял, — сказал Булле.

Румяная француженка, растопырив пальцы, вопросительно показала на Булле и Лисе, потом на свой рот.

— Как ты думаешь, что она спрашивает? — спросила Лисе.

— Сколько пальцев можно запихнуть в мой рот? — предположил Булле.

— Чушь. Она спрашивает, хотим ли мы есть.

Лисе низко поклонилась и кивнула, потом подтолкнула Булле, который тоже поклонился и кивнул.

Приветливая француженка отвела их на кухню и пригласила к столу, потом принесла им по куриной ножке, или куриному крылышку, или еще чему-то в этом роде. Главное, это было потрясающе вкусно. Булле так объелся, что даже — о ужас! — рыгнул. Он тут же вскочил и весьма учтиво раскланялся — он считал, что это ему очень здорово удается. Кроме того, он произнес длиннющее извинение в стихах, и женщина с мужчиной громко расхохотались, хотя вряд ли поняли хоть одно слово. Закончив речь, Булле зевнул, да так, что казалось, голова его развалится на две части.

Дама вышла и вернулась с двумя комплектами постельного белья, которые передала им вместе с ключом от номера доктора Проктора.

Пока Лисе и Булле разбирали свои постели, Булле сказал, что куриные ножки были такими маленькими, словно курицы были не курицы, а лягушки. Оба рассмеялись: ну кто же будет есть лягушачьи лапки?

— Гм, — сказал немного погодя Булле. — Почему твоя постель выглядит аккуратней моей?

— Потому что одеяло лучше заправлять в пододеяльник, а не в наволочку, — вздохнула Лисе и подошла к постели Булле, чтобы помочь ему.

Потом они отправились в ванную чистить зубы.

— Как нам найти профессора? — сказала Лисе.

— Я слишком устал, чтобы думать, — зевнул Булле, почти закрыв глаза, и отодвинул отвертку на полке, чтобы взять тюбик пасты. — Разберемся завтра.

— Но как мы сможем его найти, если никто не понимает, что мы говорим?

— А мы завтра выучим французский, — сказал Булле.

— Завтра? Это невозможно.

— Да что в этом сложного? Здесь ведь даже дети говорят по-французски.

Булле выдавил немного пасты из тюбика на зубную щетку и стал старательно чистить зубы.