Так он пролежал несколько минут. Но ничего не происходило. А для парней вроде Булле лишь одно хуже самых жутких событий — отсутствие всяких событий. Поэтому он выпрыгнул из кровати, босиком добежал до стула, где висел его мундир, вытащил саблю, подбежал к двери ванной и распахнул ее с криком:
— Банзай![18]
Энглишер швайнхунд![19]Булле ввалился в ванную, размахивая саблей и разрубая темноту то ли на три, то ли на четыре, а может быть, даже на пять кусков. И, только уверившись, что темнота и все, что в ней есть, накрошено в капусту, он повернул выключатель. Из стакана для чистки зубов на полочке у зеркала на него испуганно смотрел Перри своими черными глазами, состоящими из множества граней. И больше в ванной ничего не было, во всяком случае ничего нового по сравнению с моментом, когда он ложился спать.
Хотя нет, он ошибся.
В неподвижной воде в ванне плавала пустая винная бутылка, заткнутая пробкой.
Булле посмотрел внимательно и обнаружил еще одну ошибку. Бутылка не была пустой.
Он выловил бутылку, зубами вытащил пробку, отчего раздался хлопок. Он повернул бутылку горлышком вниз, потряс ее, и на пол ванной упал листок бумаги.
Булле развернул листок и стал читать. Глаза его вспыхнули. Лицо расплылось в улыбке.
Записка была от Лисе.
— Вот так, старина Перри, — сказал он, сложил записку и проверил в зеркале, аккуратно ли зачесан вперед его чуб. — Нам предстоит работа. Хотелось бы и дальше составлять тебе компанию, но нет, зовут новые приключения. А скажи-ка мне, что ты знаешь о Французской революции и о гильотине?
Глава 14. Гюстав Эйфель
Мужчина с огромными усами, подкрученными кверху, с еще более огромным животом и изогнутой трубкой в зубах уставился на девочку. Девочка появилась в его кабинете без всякого предупреждения. И ванна тоже. Он крепко прижал к глазу монокль, издал звук «уфф» или что-то в этом роде и пустил облако табачного дыма гулять среди книжных полок.
Лисе осмотрелась. На стенах висели рисунки разных зданий, мостов, замков и других внушительных сооружений, для которых нет места в обычном багаже. На письменном столе у окна лежали еще рисунки, две пустые винные бутылки и табачный кисет. Окно выходило на большую, просторную и довольно пустую площадь. Почему-то очень пустую. Если не считать всех людей, многочисленных прохожих с зонтами и в цилиндрах. «Что-то странно знакомое есть в этой площади», — подумала Лисе.
— Кто ты? — спросил мужчина. — И откуда?
— Меня зовут Лисе, — сказала Лисе и отжала воду из рукава джемпера. — Я с Пушечной улицы в Норвегии. Живу в следующем тысячелетии. А вы — Гюстав Эйфель?
Мужчина кивнул и тут же закашлялся.
— Похоже, я напугала вас, господин Эйфель, — сказала Лисе и вышла из ванны.
Мужчина отрицательно замахал, закашлялся и придушенно проговорил:
— Нисколько.
Лицо его стало ярко-красным, он старался сделать вдох. Когда это ему удалось, в горле у него засвистело, в легких заскрипело. Он сунул в рот трубку, вдохнул дым и сказал с довольной улыбкой:
— Ничего опасного, всего лишь маленькая астма.
Лисе подумала, что господин Эйфель почему-то не так испугался, как можно ожидать от человека, к которому внезапно прибывает ванна с девочкой, утверждающей, будто она явилась из будущего. В следующую секунду она получила ответ.
— Профессор сказал, что вас должно быть двое, — сказал господин Эйфель. — Не хватает, получается, господина Булле.
— Вы говорили с доктором Проктором? — воскликнула Лисе. — Где он?
Господин Эйфель задумчиво просунул палец между двумя пуговицами на жилете и почесал живот.
— К сожалению, этого я не знаю, мон ами.[20]
Наша встреча была очень короткой и произошла как раз в этой комнате. И он отправился дальше. Но как и ты, он прибыл в ванне. В ванне — машине времени, как он объяснил.— И вы ему поверили? — спросила Лисе. — Поверили, что он изобрел способ совершать путешествия во времени?
— Конечно. Мне было бы труднее поверить в обратное: что никто и никогда не сможет изобрести способ совершать путешествия во времени. Я — инженер, и я абсолютно верю в способность человека создавать новое. Все, что требуется для этого, — фантазия и немного логики. — Эйфель печально улыбнулся. — К сожалению, у меня есть только логика и никакой фантазии. Если есть что-то, чего у человека не может быть слишком много, так это фантазия.
— О, я знаю одного мальчика, у которого с фантазией перебор, — сказала Лисе и отжала мокрые волосы над ванной.
— Вот как? Именно такого мне сейчас и не хватает.
— Почему?
Эйфель закашлялся и кивнул в сторону окна.
— В следующем году открывается всемирная выставка, и мэрия Парижа поручила мне создать башню на этой площади. Они выдвинули всего три требования. Башня должна быть красивой, гениальной и такой, чтобы при виде ее у всех захватывало дух. Хорошенькое дело…
Эйфель уронил монокль в ладонь, закрыл глаза и трубкой потер лоб.