Доктор рекомендует... [СИ]

— Ты можешь сколько угодно смотреть на кота и говорить себе, что это не кот, ведь на кота он совсем не похож, ну и кто в итоге будет прав? — Нянюшка хохотнула, ерзнув на стуле. Стул жалобно скрипнул, но выдержал. И доктор отлично его понимал: вряд ли стоило бы завидовать участи мебели, которая бы посмела подвести нянюшку Ягг. — Хороший котик! — добавила нянюшка и потеребила свою грязную драную горжетку за грязным драным ухом. В ответ раздалось шипение и воздух со свистом рассекла когтистая лапа. Но нянюшка уже отдернула руку, еще раз басовито хохотнув, и лапа проскрежетала по столешнице, оставив на ней глубокие борозды.

Это действительно было котом. В какой-то мере. Однако мера та была достаточно условной. Когда доктор задумывался о том, с каким именно животным он мог бы себя проассоциировать, то с изрядной долей самоиронии останавливался на котике. Совершенно не похожем на Котьку. Толстом, ленивом всем довольном вечно улыбающемся дымчато-песочном любителе теплых пледов и мягких диванчиков. С появлением на корабле Сени доктор стал подумывать в ту сторону, что его родовой тотемный зверь вполне мог бы быть и такого черно-белого окраса. Или даже серого. Главное ведь не в цвете. И даже не в упитанности.

Нечто серое, обманчивой тряпочкой обвисшее на плечах нянюшки, это подтверждало. Нянюшка сказала, что его зовут Грибом. И доктор, с содроганием вспомнив Эдем, понял, что это конкретное нечто заслужило свое имя по праву.

Еще один повод держаться от нянюшки подальше — если бы доктору было мало всех остальных поводов.

— А у этого хера мандрагоры не бери! Они у него орут! — рявкнула вдруг нянюшка, заметив, что взгляд доктора опять упал на фигуру в длинном черном плаще с капюшоном. Доктор вздрогнул — впрочем, как и половина посетителей. Человек в черном надменно покосился в их сторону, но даже головы не повернул. И уж, разумеется, вздрогнуть и не подумал.

Увы (доктор подавил тяжелый вздох), но это действительно был всего лишь человек, а вовсе не померещившийся ему было старый знакомый. А то, что казалось капюшоном, на деле оказалось всего лишь длинными черными волосами. Старый знакомый, когда-то посетивший «Мозгоед», вполне мог бы приструнить разошедшуюся нянюшку. Человек, пусть даже и одетый в черное и с самой брезгливой гримасой на бледном лице — вряд ли.

— Отличный зельевар, на его лексус обязательно надо прийтить, — прогрохотала нянюшка, и тут же добавила, и не подумав приглушить голос: — А как человек полное дерьмо! И характер дерьмо, и мандрагоры у него дерьмо. Ты их лучше у меня бери. А с этим не знакомься. О нем нехорошие слухи ходят. Он в какой-то школе работает, в закрытой… ну ты же меня понимаешь, май хер?

Нянюшка подмигнула.

— Не очень…

— Ну что он с одним из своих учеников… — нянюшка перешла на громогласный шепот, от которого задребезжали бутылки в баре. — Сошелся, стал быть, ближе, чем предписано учебной программой. Индим-ви-дульное, стал быть, обучение. Или двудульное, это уж как пойдет. А может, и не с одним. Чего теряться-то: там целая школа!

— Какой ужас…

— Вот именно! — С искренним гневом треснула кулаком по столу нянюшка. — И чем его, спрашивается, ученицы не устраивали?!

часть 4. НЯНЮШКА И ЕЕ ЕЖИК

С этими словами нянюшка грозно нахмурилась и полезла под многочисленные юбки. Вениамин икнул, вжимаясь спиной в стену и изо всех сил стараясь по примеру правильных киборгов прикинуться мебелью. Дэну, помнится, это почти всегда удавалось, и оставалось надеяться, что доктор в этом деле окажется не хуже навигатора. Нянюшка же, покопавшись в многослойных складках (доктор постарался сразу же забыть и мышиные черепа, вместо подвесок украшавшие одну из нижних юбок, и мощную круглую коленку, больше напоминавшую навершие моргенштерна, обтянутого чулком крупной вязки в кокетливую клетку), торжествующе выдала:

— Ага!

И извлекла откуда-то из подъюбочных недр огромную плоскую фляжку, более достойную именования фляги. Свинтив крышку размером с двухсотграммовый стакан, нянюшка основательно приложилась к широкому фляжному горлышку и сделала несколько мощных глотков. Запахло жидкостью для натирки полов и клубничной эссенцией. Удовлетворенно рыгнув, нянюшка завинтила пробку и снова закопала фляжку под чулочную резинку (доктор, конечно, не мог бы дать руку на отсечение, но ему показалось, что в качестве оной использовалась шина от автотранспортного средства размером как минимум с камаз). После чего хрястнула по столу ладошкой и вопросила у окружающего пространства:

— А не спеть ли нам песню?

Надо отметить, что по сравнению с настроением нянюшки майскую погоду можно было считать эталоном стабильности и заносить в палату мер и весов, ибо нянюшкино настроение меняло траекторию своего вектора не хуже стрелки компаса в центре магнитного полюса. Вот и сейчас от возмущения она так быстро перешла к игриво-кокетливому настрою (в нянюшкином исполнении пугающему, пожалуй, даже более), что пространство предпочло не возражать.