Доктор Сакс

Я бросаю последний взгляд — вон, в угловых ступеньках к двери, на старом морщинисто-ямочковом гудронном углу, где частенько бывал и я, но больше не был… стоял Джи-Джей и озирал улицу, покручивая палкой, худенький мальчонка в ранних вечерах обреченной своей жизни, его массивные кудрявые греческие волосы развевались дыбом, его большие ищущие миндальные белые глаза смотрели, словно глаза негра, но с греческой яростной и безумно-амбициозной настоятельностью — вызывал из ночи любови и веру, не получая от стены ответа — И Скотти сидел на ступеньке, медленно выковыривая из своего «Мистера Доброго Батончика»[115] один арахисовый орешек за другим — с кривенькой слабой улыбкой; он перетерпел кризис Потопа, перетерпит и другие, будет вставать на безрадостной заре в тысяче жизней и пригибать голову, идя на работу, выпоротый трудом до громадных унижений под солнцем, кулакастый божественно-молчаливый Скотчо никогда больше не будет ни глодать собственные руки, ни жевать собственную душу в кашу — пропуская мимо мартовскую субботнюю ночь кривоватым своим взглядом, запасаясь, просто сидя там, и пускай орел вечности летает вслед собственному носу. Винни идет домой, по Муди, через дорогу — несет покупки — их затопило, и они живут у сестры Чарли на Гершоме — в двадцати шагах за улыбчивым, смешливым, худосочным визжащим Винни тащится Лу, с сумками, мрачный; за ним Норми, шагает, улыбаясь, несет коробку; потом Чарли и Счастливец, в кои-то веки идут по улице вместе, улыбаясь, под мягким дуновеньем вечерошних оказий они отправились в центр кое-чего из продуктов купить, в странствие, причем — пешком, как сельское семейство, индейское семейство, чокнутое семейство на счастливой улице — Джи-Джей и Скотти машут Бержеракам. Проезжают машины; домой идет Замша, плюясь и похлопывая себя по животу, куда он только что поселил несколько пив, мальчишек минует с вежливым кивком. Завтра утром будет в церкви; сегодня же — у Эмиля Дулуоза, загрузится «том-коллинзами»[116] и нормально так будет петь у пианино.

«Лапа», — говорит Джи-Джей, оборачиваясь к Скотти, а Елоза призрачно подваливает, подмолачивая руками под листвянодикой темью Риверсайда со своими смешными звуками и мелкой галькой, которую он кидает, подходя к нам из вечности, загадошное существо, будто на ту сторону идет — эльф — Джи-Джей говорит: «Интересно, где сегодня Джеки».

СКОТТИ: Ненаю, Гас. Может, у Дики Хэмпшира. Или в переулке сидит зырит.

ГАС: А вот идет Старина Елоза — как ни увижу Старину Елозу, знаю, что попаду на небеса, он просто ангел, этот Чертов Елоза —

Мы с Доктором Саксом внезапно взлетаем в верхний воздух, будто уворачивались от некой неимоверно жуткой черной силы, которая вышибла б нас далеко — а вместо этого взмываем, и через много чего, поэтому я даже не знаю, где мы, и не вижу, как далеко внизу, или вверху, или за и что это за утес и карниз такой. Но вроде знакомо: это не крестильная купель, но в покровах и святых руках, стиснутых клином, — Доктор Сакс, удлинившись, как долгий скорпион, летит поперек луны, будто одержимая тучка. Злодейски, зубы сияют, я лечу за ним вспышкой чернил помельче — Мы долетаем до краснопостроек его хижины, мы стоим посреди его дома, глядя вниз, в открытый люк.

«В ту невинную землю ступай, как есть сейчас, наг. когда начнешь уничтоженье мировых змеев. Косоглавые пусть стенают, ты же ступай и стон свой исполняй, Леда и Лебедь пусть стенают, одиноким стоном ступай, слушай только свое себя — оно не имеет ничего общего с тем, что вокруг тебя, это ты делаешь внутри у рычагов локомотива, что проламывается сквозь жизнь —»

«Доктор Сакс! — вскричал я. — Я не понимаю, что вы говорите! Вы безумны! Вы безумны и я безумен!»

«Хи-хи-хи-ха-йя, — загоготал он, гисплированный, — это победа Стона».

«Можно ль быть еще безумнее? — подумал я. — Этот старый герой савана — старый чокнутый дурак. Во что я влип?»

Мы стоим, глядя на красное свечение в люке; вниз ведет деревянная лестница.

«Спускайся!» — нетерпеливо говорит он. Я соскакиваю с этой лестницы быстро, перекладины горячи; приземляюсь на утоптанный земляной пол, вроде глины, на котором несколько огромных соломенных циновок, и царапины все вытянуты и драны, однако берегут ноги от холода глины — все ярко от узоров, нанесенных и вплетенных, но танцующих в красном свете огня. У Доктора Сакса был горн, почитай невозможно было услышать лязг собственного сердца из-за сердечного мясистого лязга этого арфоогня, то была отупелая клятая красная клумба пламени и мех, распашной, фью, изготовлялись порошки, чтобы затем перенести на себе затвердение и испытание на выкипание в этом цеху. Доктор Сакс делал травяной порошок, который уничтожит Змея.