А Галина Степановна, зайдя к хирургу, профессору Харитонову, с горечью узнала, что дела военврача Сергеева далеко не важны. Рентген обнаружил сложный перелом бедра, температура и высокий лейкоцитоз говорят о нагноении, возможно даже о сепсисе.
Профессору показалось, что Рузская не поняла значения его слов, и он разъяснил:
— Высокий лейкоцитоз — это чрезмерное количество белых шариков в крови, характеризующее скопление гноя в организме, а сепсис, вы, конечно, знаете, — общее заражение…
Галина Степановна прекрасно поняла смысл его сообщения. Она даже села, словно пораженная тяжелой новостью. Она хотела сейчас же, не теряя ни секунды, обсудить все меры спасения раненого врача.
— Не волнуйтесь, — сказал профессор. — Думаю, что жизни его не грозит опасность. Но… — он на мгновение остановился, что-то напряженно обдумывая. — Но в отношении ноги трудно сейчас сказать…
— А что? — даже привстала Рузская. — Что именно?
— Как вам сказать. Ведь вы не мать раненого, не жена. Вам можно сказать правду.
— Ну да, конечно, — волнуясь именно как мать, сказала Рузская.
— Возможно, что для спасения жизни понадобится ампутация.
Профессор подошел к ней.
— Простите. Это близкий вам человек?
— Да, — механически подтвердила она. — То есть нет. Это просто знакомый.
— А, вот как.
— Да, близкий знакомый. И я очень прошу вас, профессор…
Он не дал ей договорить.
— Что вы, Галина Степановна! Разве нужно о таких вещах просить? Мы сделаем все, чтобы спасти ногу.
Профессор проводил Рузскую до самого выхода, еще раз объяснил сложность положения и заверил, что будут приняты все меры.
Войдя в свой кабинет, Рузская быстро набросала текст телеграммы, поспешно подписала ее, приложила круглую печать и сейчас же отправила молнией.
Когда девушка курьер ушла на телеграф, Рузская перечитала копию телеграммы:
«Военврач Сергеев Константин Михайлович поправляется. Посылает подробное письмо».
И сказала себе:
— Это правда. Он поправится.
IV
А в действительности дела Кости были плохи. Случилось то, что может случиться с каждым раненым, получившим повреждение верхней или нижней конечности, особенно же верхней трети бедра. Удаление осколков и чужеродных тел — дело нелегкое, а без рентгена и совсем трудное, и поэтому в медсанбате Костю не оперировали. Рану, насколько позволили условия обстреливаемого санбата, обработали, ногу укрепили шиной, и больного поспешно отправили в полевой подвижной госпиталь. Здесь его тоже не оперировали, так как никаких признаков воспаления сустава или каких-либо других осложнений не обнаружили. Шину заменили гипсовой повязкой, и Костю в хорошем состоянии отправили в тыл. В дороге, кроме мучительной боли в ноге, никаких других, более характерных симптомов воспаления или показаний к срочной операции не было, и Костя прибыл на место, чувствуя себя прекрасно. Но вдруг все изменилось. На пятнадцатый день после ранения внезапно стала подниматься температура, снова появилась боль, ухудшилось самочувствие. Рентгенограмма показала крупный металлический осколок. К счастью, того, что является самым угрожающим, чего боялся Костя и лечащие его врачи — повреждения тазобедренного сустава, — не было. Но процент гемоглобина заметно уменьшался, лейкоцитоз увеличивался, РОЭ становилась пугающе высокой.