- А ну-ка, кыш отсюда! - вздрагиваю от строго голоса санитарки.
Мне даже кажется, что это мне!
- К себе идите! Не шлындайте мне здесь!
Сердце, испуганно стукнув, ускоряется. Повернув голову, вижу, как двое мальчишек исчезают за стеклянными дверями отделения.
- А это кто был? - подхожу к ней.
- Так это с детской травматологии бегают по больнице! - возмущается она. - Перевязанные, а носятся!
- А здесь есть детское?!
- Через переход в соседнем корпусе.
Я бы пряталась среди детей! Это сто процентов! Там и покушать можно в толпе.
Торопясь, спускаюсь вниз и по переходу иду в другой корпус. В травматологию.
- Вы кого-то ищете? - ловит мой озабоченный взгляд Степан Дмитриевич.
- Девочка потерялась. Нас отправили на поиски. Я просто подумала, что логичнее всего прятаться среди детей. Тут же вот...
Гурьба из игровой комнаты, смешиваясь и тусуясь как стайка расходится по палатам. У кого руки, у кого ноги, у кого голова, а по кому и не скажешь, что болен.
- Кто их тут особенно контролирует?
- Хм... А вот сейчас будет обед у них. Мы и найдем, если здесь.
Присев в углу столовой, разглядываю детей. И в глаза мне бросается одна девочка.
Потому что в отличии от других, она в колготках и водолазке. Без юбочки и штанов.
Это значит, что сняла где-то теплый комбинезон, да? А ещё волосы у нее давно не чесанные. Косички пушатся.
Взяв чашку с едой, садится с краешку и, оглядываясь, ест.
- Ваша или наша?
- В пятницу ее не было. И на утреннем осмотре не видел.
- Значит - наша. Под описание подходит.
Жду пока покушает. Голодная наверное.
Уносит чашку на стойку с грязной посудой. Берет компот.
Подхожу сзади.
- Любочка!
Вздрогнув, оборачивается.
- Привет, - присаживаюсь к ней.
Не моргая смотрит на меня. Немного затравленно.
- Меня тоже Люба зовут. Я пришла сказать, что можно сходить к маме. Она пришла в себя.
- Это потому что я ее караулила, - по деловому выдает Любочка.
- Пойдем? - протягиваю ей руку.
- Пойдем.
- Степан Дмитриевич, наша! Я забираю!
Но бдительный Степан Дмитриевич мне ребенка не отдает. Сначала звонит Истомину. Связь стоит на громком режиме.
- Это Державин. У меня тут две твоих Любочки. Требую выкуп в размере стакана кофе, - шутит он. - Если требования не будут исполнены, буду вправлять им что-нибудь.
Я слышу, смех Истомина в трубку.
- А можно старшей мозги?
Смешно…
Глава 40. Камингаут
Любочка сидит за моим столом, пьет чай. Нашлась, звезда. Как камень с души.
- Ну что рецидивистка, навела ты тут шухер.
- Нельзя материться! - строго смотрит на меня Любочка.
Исподлобья. Прямо как моя.
- Шухер? Шухер - это не ругательное слово. Это значит, навела панику и беспорядок.
- Накажут? - вздыхает расстроенно.
Отрицательно кручу головой. Разве можно их наказывать, дурех бестолковых... Им и так от жизни прилетело. Вот, мамка ее теперь на инвалидности будет, скорее всего. И еще большой вопрос с опекой. А у Няшиной вообще нет родителей...
Встряхивают, пытаясь отогнать навязчивые мысли. Чтобы не делал, про что бы не думал, а "все дороги ведут в Рим". Это просто психоз какой-то, навязчивое состояние!
- А чего сделают?
- Да ничего. Все рады, что ты нашлась. Но ты больше так не делай. Лады?
Кивает.
Ой, не верю… Врёт, паразитка. И опять нарежет, если сочтет это необходимым. Любочки они такие...
Острое чувство тоски пронзает на мгновение как копьё грудную клетку.
А что с этим поделаешь? Ничего. Только терпеть, когда отпустит.
Но не хочется, чтобы отпускало. Хочется тонуть в этом болезненном ощущении. Потому что кроме него ничего больше с Любой не связывает. Других ощущений не будет. И ещё хочется продолжить с "горючими веществами". Но... нет.
- А вещи-то где твои?
- Спрятала... В домике. В игровой.
- А спала где?
- В домике.
- На полу?
- Там мягко. Пол мягенький.
- А ела?
- В столовой.
- И что ж тебя никто не замечал?
Пожимает плечами, жуя печенье.
- Бардак...
- К маме можно сходить?
- Можно. Пойдем...
Сдаю ее на руки главной сестре, в отделение, где лежит ее мать. От мамы-то точно не убежит.
Сжимаю в кармане пачку сигарет, желая свалить на балкон.
Но у стойки принимают пациентку из скорой.
Отлично. Дайте две. А лучше пять. Чтобы я так упахался, что даже мысли ночью о Любе не было. Просто упал, вырубился, очнулся.
Изможденная и очень истощенная девушка лежит на каталке. Бухенвальд, не меньше...
Ловлю пульс у нее на запястье. Рваный... Слабый...
- Что у нас здесь?
Мои практиканты стоят за моей спиной. Остальные чуть поодаль. Но тоже с любопытством смотрят в нашу сторону.
Пациентка реально в плачевном состоянии. Скелет...
- Эм... Здесь такая солянка. Мы просто не знаем, куда вести в первую очередь.
Мне всовывают в руки подложку с пометками и кое-какими обследованиями из Скорой.
- Константин Захарович, забери их ради бога, сегодня. У меня ревизия, - просит меня старшая сестра.
- Все - за мной.
Иду следом за каталкой, читая бумаги. Рядом с ней идёт мать.
- Ясно...
- Какой у вас вес?
- Тридцать восемь... - словно стыдясь шепчет она.
- Не многовато? - смотрю в глаза пациентке, ловя ее реакцию.
- У меня тридцать шесть. Не тридцать восемь. Это одежда... - вяло оправдывается она