Мы отвезли ее в кафе на бульваре Санта-Моника рядом с Ла-Бри. Скромные столики, окна в полоску, стойкий запах жаркого, стук и звон столовых приборов, которые укладывали в серые пластмассовые тазы сонные официанты, на вид несовершеннолетние. Майло, как истинный полицейский, выбрал столик в глубине зала. Рядом с нами два железнодорожных рабочих расправлялись с яичницей с ветчиной — дежурным блюдом, рекламируемым на плакате у входа. Верный путь к банкротству; таких цен не было с пятидесятых годов. Вряд ли окупается стоимость продуктов.
Гиллерма Мейт заказала двойной чизбургер, булочки и бутылку диетической газированной воды.
— Ветчина с рисом, картофельный салат, кофе, — бросил официантке Майло.
Обстановка нисколько не способствовала аппетиту, но после утреннего кофе у меня во рту не было ни крошки, и я заказал ростбиф с французской булочкой, гадая, сколько лет было той корове, из которой мне нарежут мясо.
Нас обслужили быстро. Мой ростбиф оказался едва теплым и жестким, как резина. Судя по лицу Майло, его заказ оказался не лучше. Гиллерма Мейт ела жадно, пытаясь при этом сохранить достоинство. Разрезав свой чизбургер на маленькие кусочки, она со скоростью конвейера отправляла их вилкой в рот. Покончив с сандвичем, она принялась за булочки, засовывая их в рот целиком.
Наконец миссис Мейт вытерла рот и стала потягивать через соломинку газированную воду.
— Мне стало лучше. Спасибо.
— Пустяки, мэм.
— Кто убил Элдона? — вдруг спросила она.
— Сам хотел бы знать. Эта пенсия…
— Он получал две пенсии, но мне пересылал только одну — пятьсот долларов от армейского резерва. Большую, пару тысяч долларов от департамента здравоохранения, Элдон оставлял себе. Вряд ли я могла бы вытянуть из него больше. Мы ведь так и не развелись формально, а он все же присылал мне деньги. — Она придвинулась к столу. — Он получал гораздо
— Простите, мэм?
— Ну, за эти убийства?
— А как вы к этому относитесь?
— Как я отношусь? Это было просто отвратительно. Элдон совершал смертный грех — вот почему я отказалась от его фамилии. Переоформила все документы на Салсидо — когда мы поженились, Элдон еще не был
— Пока мы ничего не нашли.
— Значит, мне придется обратиться в суд.
Майло промолчал.
— На самом деле, — снова заговорила миссис Мейт, — вначале мы все же общались друг с другом. Я и Элдон. Сразу после того, как расстались. Мы с Донни жили в Сан-Диего, а Элдон оказался совсем неподалеку, в Мексике. Потом, став врачом, он перебрался в Окленд и устроился в клинику, и тут я сделала большую глупость: взяла Донни и тоже перебралась туда. Не знаю, о чем я думала — наверное, надеялась, что теперь, когда Элдон стал врачом… В общем, это было очень глупо, но мальчик даже не знал, кто его отец.
— В Окленде у вас ничего не получилось? — спросил я.
— В Окленде-то получилось, я до сих пор там живу. Вот с Элдоном не получилось. Он не захотел разговаривать с Донни, даже не взял его на руки, не посмотрел на него. Я помню все так отчетливо, словно это произошло только вчера. Элдон был в белом халате — Донни испугался и заплакал. Элдон пришел в бешенство и заорал на меня, чтобы я срочно увела этого сопляка. И я сразу же поняла, что у нас ничего не получится.
Она взяла лист салата.
— Потом я еще дважды звонила Элдону. Ему не было до нас никакого дела. Он отказывался приехать в гости. Рождение Донни словно перекрыло в нем какой-то кран. Так что мне пришлось перебраться на противоположный берег залива в Сан-Франциско и там устроиться на работу.
Забавно, но через несколько лет я вернулась назад в Окленд, потому что там дешевле жилье, но к тому времени Элдон уже переехал на новое место. Переводы приходили из Аризоны, он устроился в какое-то государственное учреждение — какое именно, не знаю. Вот
— Почему вы не подали на развод? — спросил я.
— К чему суетиться? — пожала плечами Гиллерма Мейт. — Мне не был нужен никакой другой мужчина, военную пенсию Элдон и так присылал. Ну вы же понимаете.
— Что? — не понял Майло.