Она подалась вперед, вставая с кресла. Молоток опустился на стол. Но удара не получилось. Ореховое дерево выскользнуло у нее из руки и, проехав по кожаной поверхности, столкнуло пресс-папье на пол. Массивный металл глухо стукнулся о ковер.
Очень трогательный звук. Возможно, он все и решил, а может быть, Джуди просто надо было высказаться.
Она схватилась руками за грудь, словно собираясь вырвать сердце. Уронила их, падая в кресло. Прическа, наверное впервые в жизни, пришла в беспорядок. В глазах блеснули горячие слезы, губы задрожали так сильно, что ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы обрести дар речи.
— Ублюдок! — тихо прошептала Джуди. — Проклятый ублюдок, черт бы тебя побрал! Я зову Леонарда.
Но она этого не сделала.
Мы сидели и смотрели друг на друга. Я попытался выразить взглядом сострадание, переполнявшее мою душу. Перед тем как прийти сюда, мне удалось убедить себя, что так будет лучше. Но сейчас я гадал, не дал ли волю навязчивой одержимости. Еще мгновение, и я, вероятно, поднялся бы и вышел. Но Джуди меня опередила. Встав из-за стола, она пересекла просторный уютный кабинет и заперла дверь. Вернувшись на место, Джуди уронила голову и уставилась на молоток.
После этого она напомнила мне о клятве хранить конфиденциальность.
Я заверил ее, что не скажу никому ни слова.
Но даже после этого Джуди рассказывала о случившемся как о чем-то гипотетическом, так же, как это в свое время делал Ричард, постоянно давая выход ярости, — так, что мне несколько раз даже казалось, что она собирается дать мне пощечину.
— Если бы вы сами были матерью, — начала она. — Кстати, а
— Еще не поздно, — сказал я.
— Значит, проблем со здоровьем нет? Вы стреляете не холостыми зарядами?
Я улыбнулся.
— Алекс, весьма самонадеянно проповедовать другим, как воспитывать детей, не имея личного опыта.
— Возможно, вы правы.
— Естественно, вы со мной соглашаетесь — вы всегда так поступаете. Наверное, это одна из тех штучек, которым учат вашего брата-мозговеда. Вам известно, что Бекки тоже хочет стать психологом? Как вы к
— Я с ней незнаком, но в целом это неплохая профессия.
— Почему? — не унималась Джуди.
— Потому что у людей, постоянно имеющих дело с нервными кризисами, как правило, вырабатывается особое сострадание.
— Как правило?
— Иногда происходит наоборот. Повторяю, я совершенно не знаю Бекки.
— Бекки замечательная девочка. Если бы вы не поленились обзавестись собственными детьми, возможно, вы бы меня поняли.
— Наверное, вы правы, — сказал я. — Я говорю искренне.
— Только задумайтесь, — продолжала Джуди, словно обращаясь к самой себе, — девять месяцев вы носите это существо внутри себя, разрываете свое тело, чтобы вытолкнуть его наружу, и только тут начинается настоящая работа. Вы хоть представляете, каково в наши дни вскармливать ребенка в этом урбанизированном, зажравшемся стремительном мире, который мы сами создали на свою голову, мать твою?
Я промолчал.
—
Вскочив из-за стола, она принялась расхаживать по кабинету.
— Я вам не говорю ни слова, черт бы вас побрал, но даже если бы и сказала, вы бы не смогли их повторить. Поверьте, если я вдруг узнаю, что вы проговорились кому-то — вашей жене, кому угодно, — я позабочусь о том, чтобы у вас отобрали лицензию.
Проход стремительным шагом через весь кабинет, затем назад. Снова круги.
— Представьте себе, доктор: вложив свою душу в это человеческое создание, вы доверяете его тому, кого знали всю жизнь. Тому, кому вы не раз оказывали услуги, и что вы просите? Заниматься математикой, просто
— Это случилось впервые? — спросил я.