Доктор Смерть

Лето и осень сорок шестого года они с Джилл проводили в Провансе, на Лазурном берегу, в родовом замке де Лиль-Адан. Здоровье дочери беспокоило Маренн. Тяжелое ранение, которое Джилл получила в Берлине в апреле сорок пятого, постепенно начинало давать о себе знать. Появились головокружения, головные боли. Иногда по несколько дней подряд Джилл не выходила на улицу, оставаясь в своей комнате. Маренн увезла Джилл из Версаля, зная, как благотворно влияет на здоровье воздух Средиземноморья. К тому же она надеялась, что Джилл отвлечется — ведь она никогда прежде не приезжала в де Лиль-Адан. Да и сама Маренн в последний раз была здесь очень давно — в девятнадцатом году. Тогда у нее на руках был совсем еще маленький Штефан. А Джилл… Джилл даже не появилась на свет. И ее настоящие родители, может быть, еще не встретили друг друга. Когда-то в детстве Маренн сама проводила в де Лиль-Адан летние месяцы. А потом долгие годы не переступала порог старинного дома, так как воспоминания ранили слишком сильно. Наверное, именно здесь прошли самые светлые годы ее жизни, когда гроза мировых войн еще не давала о себе знать. С искренним трепетом в сердце она прошла по старинным залам, которые, как и в былые времена, слуги приводили в порядок перед наступлением нового сезона. Вместе с Джилл они проехали верхом вдоль берега Роны, вдыхая аромат душистых трав, столь знакомый Маренн с детства. Оставив Джилл на время, она подъехала к расщепленному молнией дереву, и, сойдя с лошади, прислонила ладонь к его обугленному, разрушенному стволу. К дереву, у которого она впервые познала любовь, а спустя четыре года прощалась с израненным, искалеченным войной летчиком — тем, кто первым ласкал ее, первым целовал, своей самой первой любовью в жизни. Вместе с Джилл они прошли по деревне, по той самой улице, по которой она шла в девятнадцатом, одной рукой поддерживая Этьена Маду, а другой держала своего новорожденного сына. Вся деревня тогда молча смотрела на них. Они и сейчас не удержались от любопытства. Многих Маренн узнавала. Конечно, время и новая пронесшаяся война не пощадили это местечко. Старики умерли, молодые — кто покинул здешние места, кто ушел в Сопротивление и погиб в горах. Однако те, кто выжил, едва война закончилась, снова принялись хозяйствовать на земле предков, строить дома, растить виноград. Они улыбались Маренн, махали ей рукой. Старуха Гранж давно уже умерла, еще до войны. В се доме теперь жили ее дальние родственники, приехавшие откуда-то с Севера. Матильда постарела. Даже больше, чем ожидала Маренн. Горе сломило ее. Два ее сына погибли в партизанских отрядах, дом сожгли. Муж еще до войны по несчастному случаю стал инвалидом. Вместе они ютились в сарайчике между двумя чудом уцелевшими после пожара старинными оливковыми деревьями.

— Вот как теперь жить, Мари, — жаловалась Матильда, сокрушенно качая головой. — Как отстроить новый дом? Дети погибли, а нам не назначили даже крохотной пенсии за них.

— Не отчаивайся, я помогу тебе, — Маренн гладила ее по спутанным седым волосам, — и дом отстроим, и хозяйство наладится. Я дам деньги. Не в долг. Как подарок — в память об Этьене, о нашей молодости.

Она записала имена сыновей Матильды, чтобы сообщить их потом де Голлю — Франция должна помнить каждого, кто отдал жизнь за ее независимость. Обещала прислать рабочих и оплатить постройку дома.

— Твоя дочь? — смахнув слезы, Матильда взглянула на Джилл.

Маренн кивнула.

— Похожа на тебя тогда. Ты помнишь Этьена? — она взглянула Маренн в лицо, на глаза снова набежали слезы.

— Конечно. А ты?

Матильда грустно улыбнулась.

— Всю жизнь. Прости, что я так жестоко отнеслась к тебе тогда. Глупая была, молодая. Я потом долго жалела о том, что не я закрыла ему глаза. Но все же я и теперь скажу так же, как тогда — только тебя он любил, Мари. Тебя одну до последнего вздоха.

Этьен. Двадцать пять лет прошло, как вслед за лейтенантом Генри он сошел в могилу — ее отчаянная, последняя надежда. Только теперь спустя четверть века она смогла преклонить колени перед его могилой, с трудом отыскав на сельском кладбище почти сравнявшийся с землей, поросший сорняком холмик — перед могилой героя Первой мировой войны. Долгие годы за ней никто не ухаживал, у Этьена не осталось родственников. Только в последние годы Матильда стала приходить сюда.