Разрубить Узел было
Кроме того, когда лишние сбегут, запасов пара хватит на более долгое время, а дозы можно будет увеличить. Им понадобится сила. Огромная сила.
Роуз смотрела во тьму, слушая удалявшиеся звуки моторов беглецов, тех, кто перестал верить.
В ее дверь тихо и робко постучали. Роуз несколько мгновений не отвечала, обдумывая ситуацию, потом спустила ноги на пол.
– Войдите!
Она была голой, но не сделала даже попытки прикрыть наготу, когда внутрь проскользнула Тихоня Сари – бесформенная фигура в просторной фланелевой ночной рубашке, с мышиного цвета челкой, почти застилавшей глаза. Как обычно, казалось, что Сари здесь нет, хотя она находилась совсем рядом.
– Мне глусно, Лоус.
– Знаю, милая. Мне тоже грустно.
На самом деле никакой грусти она не испытывала – только злость, – но это звучало весьма уместно.
– Я скутаю по Энди.
Да, конечно, по Энди. В миру – Андреа Штайнер. Девушка, которую родной отец насиловал, пока она не свихнулась, задолго до того как ее подобрал Истинный Узел. Роуз вспомнила, как наблюдала за ней в тот день в кинотеатре и как позже она сумела проложить себе дорогу в ряды Истинных на чистой силе воли. Змеючка Энди непременно осталась бы. Змеючка прошла бы сквозь любое пламя, если бы Роуз сказала ей, что это необходимо для Истинного Узла. Она протянула руки, Сари бросилась к ней и прижалась головой к груди.
– Бес нее я хошу умеле.
– Нет, дорогая, не надо таких мыслей. – Роуз уложила миниатюрное тело в постель и крепко обняла. Сари, казалось, состояла из одних костей, стянутых кожей. – А теперь скажи мне, чего ты хочешь на самом деле.
Под кромкой серой челки по-звериному блеснули глаза.
– Месь!
Роуз поцеловала ее в одну щеку, потом в другую и, наконец, прильнула к тонким сухим губам. Затем чуть отстранилась и сказала:
– Да, месть! И ты получишь шанс отомстить. А сейчас открой рот, Сари.
Тихоня послушно подчинилась. Их губы снова сомкнулись, и Роза-в-Шляпе, все еще переполненная паром, вдохнула часть его в горло Сари.
Стены в кабинете Кончетты покрывали записки: напоминания самой себе, отрывки стихов и письма, на которые уже никто и никогда не ответит. Дэн ввел в компьютер четыре буквы пароля, запустил «Файрфокс» и набрал в «Гугле» «кемпинг “Колокольчик”». У них даже оказался свой сайт, но не слишком информативный – вероятно, потому, что владельцы кемпинга не слишком стремились завлечь к себе гостей: место служило укрытием для них самих. Но фотографий было достаточно много, и Дэн изучал их с тем жадным любопытством, с которым люди обычно рассматривают неожиданно найденные старые семейные альбомы.
Отеля «Оверлук» давно не существовало, но он узнавал пейзажи. Когда-то, незадолго до того, как первые бураны отрезали их на зиму от внешнего мира, они с матерью и отцом стояли на широкой террасе перед входом (которая казалась еще просторнее, после того как с нее унесли все шезлонги и плетеную мебель) и смотрели вниз, на длинный пологий склон лужайки. В дальнем ее конце, куда нередко прибегали порезвиться олени и антилопы, стояло теперь простое длинное здание, «Оверлук-холл». Там, как гласила подпись, постояльцы кемпинга могли поесть, поиграть в бинго, а по вечерам пятницы и субботы потанцевать под живую музыку. По воскресеньям проводились церковные службы, для чего приезжали священники из Сайдуайндера.
– Та еще шуточка, – тихо сказал он.