— Она… нет, не думаю, — ответила наконец Люси. — Хотя после ложек… мы же вроде как подняли вокруг этого шум…
— Только в ваших собственных головах, — сказал Джон. — Не обязательно в ее. Да, она поплакала немного, но потом ушла — с улыбкой. Никаких криков, нагоняев, шлепков или обвинений… Мой совет — пусть какое-то время все будет как есть. Когда она станет чуть старше, попробуйте объяснить ей, что нельзя делать такое в школе. Общайтесь с ней как с нормальным ребенком — ведь она по большей части и есть обычный ребенок. Ведь так?
— Так, — ответил Дэвид. — Это не родинка, не опухоль, не третий глаз.
— А вот и нет, — ответила Люси. Она думала о «рубашке», в которой родилась Абра. — Третий глаз у нее имеется. Мы его не видим, но он есть.
Джон поднялся.
— Я соберу все распечатки племянника и отправлю их вам, если хотите.
— Хочу, — сказал Дэвид. — Очень хочу. И, думаю, старушка Момо тоже захочет.
Он слегка наморщил нос. Люси заметила это и нахмурилась.
— Радуйтесь своей дочке, — сказал им Джон. — Судя по тому, что я видел, вам есть чему радоваться. Вы справитесь.
И какое-то время казалось, что он был прав.
Глава четвертая
ДОКТОР СОН, ВАС ВЫЗЫВАЮТ
Стоял январь две тысячи седьмого года. Обогреватель в башенке «Дома Ривингтон» работал на полную мощность, но все равно было холодно. С гор дул ураганный норд-ост и со скоростью пять дюймов в час укрывал спящий город снегом. Когда ближе к полудню следующего дня снежная буря окончательно успокоится, некоторые сугробы с северной и восточной сторон Крэнмор-авеню будут достигать в высоту двенадцати футов.
Холод Дэна не тревожил. Под двумя ватными одеялами ему было тепло, как кипятку в чайнике. И все же ветер смог проникнуть в его разум, как проник сквозь ставни и оконные рамы старого особняка, который Дэн называл теперь своим домом. Во сне Дэн слышал, как этот ветер жалобно стонет снаружи отеля, в котором он еще мальчишкой провел одну зиму. Во сне Дэн и был этим мальчишкой.
Он на втором этаже «Оверлука». Мама спит, а папа сидит в подвале и роется в старых бумагах. Он проводит ИССЛЕДОВАНИЕ для книги, которую собирается написать. Дэнни нельзя здесь находиться, и ключ-универсал тоже нельзя было брать, но он просто не смог удержаться. Сейчас Дэнни смотрит на пожарный шланг, который висит на стене. Шланг свернут кольцами и выглядит как змея с латунной головой. Спящая. На самом деле это никакая не змея — перед его глазами брезент, а не чешуя, — но очень уж похоже.
Иногда это змея.
— Давай же, — шепчет он шлангу во сне. Дэнни дрожит от ужаса, но в то же время что-то его заводит. И почему? Потому что он проводит собственное ИССЛЕДОВАНИЕ, вот почему. — Давай, укуси меня! Не можешь, да? Да ты просто дурацкий пожарный ШЛАНГ!
Наконечник дурацкого пожарного шланга шевелится, и вдруг Дэнни обнаруживает, что смотрит на него не сбоку, а прямо в сопло. Или в пасть. Под черной дырой возникает и начинает расти капля. В ней он видит отражение собственных широко распахнутых глаз.
Капля воды… или яда?
Змея или шланг?
Кто знает, мой дорогой Тремс, Тремс мой дорогой? Кто знает?
Шланг трещит, и ужас несется вверх от колотящегося сердца к горлу. Так трещат гремучие змеи.
Наконечник скатывается с брезентовых колец, на которых лежал, и с глухим стуком падает на ковер. Он опять трещит, и Дэнни понимает, что ему нужно сделать шаг назад, иначе шланг бросится на него и укусит, но он не может пошевелиться, и этот треск…
— Проснись, Дэнни! — раздается откуда-то голос Тони. — Проснись, проснись!
Но проснуться ему не проще, чем сделать шаг, ведь это же «Оверлук», их занесло снегом, и все теперь по-другому. Шланги превращаются в змей, мертвые женщины открывают глаза, а отец… о господи НАМ НУЖНО УБИРАТЬСЯ ОТСЮДА, ПОТОМУ ЧТО МОЙ ОТЕЦ СОШЕЛ С УМА.
Гремучая змея трещит. Трещит. Она…
Дэн слышал вой ветра, но не за стенами «Оверлука», а за окнами башенки «Дома Ривингтон». Слышал, как о стекло обращенного к северу окна шуршит снег. Словно песок. А еще до него доносилось тихое жужжание интеркома.
Откинув одеяла, Дэн встал с кровати и вздрогнул, когда теплые пальцы ног коснулись ледяного пола. На цыпочках пересек комнату. Включил настольную лампу и с силой выдохнул. Пар изо рта не пошел, но несмотря на раскаленный докрасна обогреватель, температура в комнате едва переваливала за сорок градусов.[9]
Б-з-з-з.
— Слушаю. Кто говорит? — спросил Дэн, нажав на кнопку приема.
— Клодетт. Кажется, тебе пора на вызов, док.
— Миссис Винник?
Скорее всего, она, а, значит, Дэну придется надеть парку, потому что Вера Винник лежала в Ривингтоне-2, а на улице холоднее ведьминой пряжки. Или титьки. Или как там еще говорят. Жизнь Веры висела на волоске уже неделю. Она была в коме, то входя в ритм дыхания Чейна-Стокса, то выходя из него. Именно в такие вот ночи и отходили самые хрупкие пациенты. Обычно в 4 утра. Дэн посмотрел на часы. Те показывали 3-20. Не четыре утра, но близко.
Клодетт Альбертсон его удивила.
— Нет, речь о мистере Хэйесе. Он лежит в нашем здании, на первом этаже.