Доктор Великанов размышляет и действует

Утро следующего дня выдалось росистое и свежее, настолько свежее, что, делая утреннюю прогулку, Ульяна Ивановна была вынуждена надеть брезентовый плащ доктора. Этот холод и сырость заставили наших робинзонов задуматься над выбором нового места стоянки — более сухого и более укромного. С этой целью они отправились на разведку, предварительно привязав к дереву уже запряженного в телегу Мазепу. Выбор места занял не больше, чем полчаса, но каков же был испуг Ульяны Ивановны и недоумение доктора Великанова, когда выяснилось, что в их отсутствие Мазепа исчез вместе с телегой и всем находившимся на ней имуществом. Хитрый мерин сумел отломить сук, к которому был привязан. Отпечаток колес на траве не оставлял ни малейшего сомнения в том, что он направился в сторону дороги. Доктор Великанов и Ульяна Ивановна поспешили за ним.

Дальнейшие события развивались с катастрофической быстротой. Мазепа, очевидно, недовольный отсутствием стимулов, деловым шагом направился прямо к тому месту, где был установлен немецкий пост. Неизвестно, о чем помышлял этот мерин, но каждый его шаг носил характер вполне осмысленной измены. Увидев доктора, он громко заржал и перешел на рысь. Когда же доктор сумел все-таки взобраться на телегу, он помчался вскачь, разбрасывая лежавший на подводе груз, и в конце концов вынес телегу на опушку леса.

Запыхавшаяся Ульяна Ивановна поспешила к месту происшествия, но было уже поздно. Навстречу телеге шел с автоматом в руках немецкий солдат.

Глава седьмая

Подлая тварь явно не желала понимать содеянного ею зла. Выкатив телегу на дорогу, Мазепа сразу успокоился и остановился в ожидании осторожно приближавшегося немецкого солдата.

— Никак, немец? — в смятении спросила Ульяна Ивановна.

— Настоящий! — подтвердил доктор, барабаня пальцами по оглобле.

— Что же теперь нам делать?

— У нас нет выбора. Остается одно — действовать, смотря по обстоятельствам.

Пока Ульяна Ивановна размышляла над смыслом этого слишком отвлеченного для ее практического ума решения, немец приблизился, оглядел наших героев г, определив на глаз их достаточно почтенный возраст и очевидную безопасность, спросил:

— Кто вы такие?

Спрашивал он по-немецки, и эта фраза показалась Ульяне Ивановне ужасно грозной. К вящему ее ужасу, доктор Великанов безмолвствовал, презрительно рассматривая немца.

— Кто вы такие? — повысив голос, повторил тот.

Ульяна Ивановна не выдержала.

— Батюшка, Арсений Васильевич, онемели вы, что ли? Что же вы ему, извергу, ничего не отвечаете? Ведь он и застрелить может. Пукнет из этой штуки и дальше пойдет… Что он спрашивает-то?

— Он спрашивает, кто мы такие, но я его не понимаю.

— Это было свыше разумения Ульяны Ивановны.

— Как не понимаете? И с ихними профессорами про всякие болезни беседовали, и в самой немецкой Германии жили — и не понимаете?… Уж скажите ему что-нибудь, а то, ей-богу, трахнет. Вон глазища-то у него какие круглые.

— Ульяна Ивановна, я прекрасно понимаю этого остолопа и неплохо говорю по-немецки, но дело в том, что сейчас я вовсе не желаю разговаривать с немцами.

Ответ доктора, полный достоинства, не успокоил Ульяну Ивановну.

Между тем часовой, некоторое время терпеливо выжидавший конца разговора, начал сердиться.

— Будете вы говорить? — крикнул он и вдруг перешел на русский язык: — Я спрашивай: ви кто?

Поняв, что доктор Великанов твердо решил уклониться от разговора, Ульяна Ивановна набралась духу и выступила вперед.

— Ты, милок, не очень кричи, — сказала она немцу. — Мы не глухие и люди почтенные, в возрасте… Это доктор наш, а я — сестра-хозяйка.

Ровно ничего не поняв, немец задумался, потом решил:

— В комендатуру.

Он вскочил на телегу и рванул вожжи.

Путникам осталось одно — послушно двинуться вперед.

До села было километра четыре, и доктор имел время войти в новое для него положение конвоируемого. И он вдруг вспомнил, как встретил однажды на улице города нескольких арестованных.

Особенно запомнилась доктору фигура одного, по-видимому, закосневшего в правонарушениях парня. Шел он, посвистывая, поминутно сплевывая, заложив руки за спину. Воротник его пиджака, несмотря на хорошую погоду, был поднят. И это было не совсем бессмысленно. Поднятый воротник казался злобным вызовом здравому смыслу людей, передвигающихся по улицам без помощи конвоира. Всем своим поведением парень подчеркивал полнейшее пренебрежение ко всему окружающему, даже к собственному будущему.

В свое время, в обстановке мирного советского города, поведение этого шалопая огорчило и возмутило доктора Великанова. Но сейчас он внезапно почувствовал желание возможно убедительнее и нагляднее продемонстрировать свое неуважение к немецким порядкам. Доктор поднял воротник плаща, сдвинул на затылок шляпу и, заложив руки за спину, сменил деловую, целеустремленную и очень прямую походку на ленивую, разболтанную поступь закоренелого бездельника.

— Что теперь будет только? — проговорила Ульяна Ивановна, с ужасом наблюдая за происходившей с доктором Великановым метаморфозой.

Тот пожал плечами.