Доктор. Заново.

Здание Генеральной Прокуратуры. Этаж с табличкой при входе «Служба специальных прокуроров». Кабинет с табличкой «Начальник службы». У Бахтина звонит мобильный телефон, лежащий на столе. Бахтин, не глядя на экран, нажимает кнопку гарнитуры, вставленной в ухо, и продолжает что-то заполнять на цветном бланке с гербовым логотипом Генеральной Прокуратуры.

– Слушаю, Бахтин.

– Олег, привет.

– О, Лёлик! Привет героям, наполняющим бюджет. Я сейчас чуть занят…

– Я по работе.

– Слушаю внимательно, – моментально подбирается Бахтин.

– Нужен совет. Помощи не прошу – тут я сам должен управиться. А то если сейчас ты вмешаешься, размахивая шашкой, я потом без тебя ничего сам решить не смогу.

– То понятно. Говори, что хотел.

– Я просто объясняю все вводные. Итак, ситуация. У нас есть список льготников по сельскому хозяйству.

– Дотационники ? Животноводство, племенной скот, экспортные программы на Китай? – демонстрирует неожиданную осведомлённость Бахтин.– Или растениеводство в зоне рискованного земледелия?

–  И то, и то, – немного удивляется осведомленности Бахтина собеседник, но тут же продолжает  дальше. – Есть стандартный порядок освобождения нами их от налогов конкретно в этом году. Всё по процедуре, Закон давно принят, в Законе о бюджете на этот год они тоже есть.

– Затык в чём?

– Чтоб я снял с них обременение по гос. ссудам, и применил нулевую налоговую ставку налогообложения, мне в ЛОТОСЕ необходимо подтверждение от Министерства Сельского Хозяйства. Формальность. Один клик – птичка напротив строки «СОГЛАСОВАНО».

– Продолжай.

– Ты уже сам всё понял. И фермеры, и крупные хозяйства обивают у меня  пороги с просьбой продлить срок сдачи  деклараций и заявлений: в срок от МинСельхоза у них просто физически не получается получить подтверждение факта сельскохозяйственной деятельности.

– Так… Фермеры прямо к тебе в управу идут? Или у себя в районах в районные налоговые?

– Снизу вверх. Вначале – в район. Потом – когда там ничего не решается – ко мне. Сегодня вот двенадцать заявлений.

– Вот козлы… – не сдерживается Бахтин. – Ты же понимаешь, к чему намёк?