Доктор. Заново (СИ)

Здание Генеральной Прокуратуры. Этаж с табличкой при входе «Служба специальных прокуроров». Кабинет с табличкой «Начальник службы». У Бахтина звонит мобильный телефон, лежащий на столе. Бахтин, не глядя на экран, нажимает кнопку гарнитуры, вставленной в ухо, и продолжает что-то заполнять на цветном бланке с гербовым логотипом Генеральной Прокуратуры.

— Слушаю, Бахтин.

— Олег, привет.

— О, Лёлик! Привет героям, наполняющим бюджет. Я сейчас чуть занят…

— Я по работе.

— Слушаю внимательно, — моментально подбирается Бахтин.

— Нужен совет. Помощи не прошу — тут я сам должен управиться. А то если сейчас ты вмешаешься, размахивая шашкой, я потом без тебя ничего сам решить не смогу.

— То понятно. Говори, что хотел.

— Я просто объясняю все вводные. Итак, ситуация. У нас есть список льготников по сельскому хозяйству.

— Дотационники? Животноводство, племенной скот, экспортные программы на Китай? — демонстрирует неожиданную осведомлённость Бахтин. — Или растениеводство в зоне рискованного земледелия?

— И то, и то, — немного удивляется осведомленности Бахтина собеседник, но тут же продолжает дальше. — Есть стандартный порядок освобождения нами их от налогов конкретно в этом году. Всё по процедуре, Закон давно принят, в Законе о бюджете на этот год они тоже есть.

— Затык в чём?

— Чтоб я снял с них обременение по гос. ссудам, и применил нулевую налоговую ставку налогообложения, мне в ЛОТОСЕ необходимо подтверждение от Министерства Сельского Хозяйства. Формальность. Один клик — птичка напротив строки «СОГЛАСОВАНО».

— Продолжай.

— Ты уже сам всё понял. И фермеры, и крупные хозяйства обивают у меня пороги с просьбой продлить срок сдачи деклараций и заявлений: в срок от МинСельхоза у них просто физически не получается получить подтверждение факта сельскохозяйственной деятельности.

— Так… Фермеры прямо к тебе в управу идут? Или у себя в районах в районные налоговые?

— Снизу вверх. Вначале — в район. Потом — когда там ничего не решается — ко мне. Сегодня вот двенадцать заявлений.

— Вот козлы… — не сдерживается Бахтин. — Ты же понимаешь, к чему намёк?