Доктора флота

Паша Щекин твердо решил ехать на Балтику. Алексей Сикорский на Северный флот, только Миша Зайцев и его новый приятель Алик Грачев не говорили о практике, а были увлечены другими заботами. Их интересовали вопросы более масштабные. Возможно, они стояли на пороге великого открытия в философии, которое должно было перевернуть многие представления о развитии мира.

Началось все с того, что на лекции по диалектическому и историческому материализму, которую читал Мишин однофамилец подполковник Зайцев, Мишу внезапно осенила фантастическая по своей простоте идея: «А что если развитие общества подчиняется тем же законам, что неживой и живой мир?»

Тут же на лекции Миша поделился идеей со своим соседом Аликом, за что получил замечание от лектора.

— Если у вас, товарищ курсант, есть важное сообщение, то милости просим на кафедру, — предложил подполковник, прервав лекцию.

Возможно, будь на Мишином месте Васятка, он бы воспользовался предложением и сообщил о своей идее публично, но Миша на такой подвиг был не способен. Он лишь выждал несколько минут и, осторожно оглядываясь, снова зашептал в ухо Алика:

— Гегель считал, что развитие идет от простых форм к сложным. Помнишь его тезис, антитезис и синтез? Но ведь и в обществе есть аналогичные понятия. Первобытный коммунизм — тезис, феодальный строй — антитезис, коммунизм — синтез.

Алик сразу стал искать аналогии в живом мире.

— Простые доклеточные формы — тезис, — шептал он, как человек увлекающийся, сразу заразившийся идеей Миши. — Многоклеточный организм — антитезис, мозг — синтез.

— Конечно, — обрадовался Миша.

После лекции они побежали в библиотеку, чтобы проверить свои умозаключения. Оказывается, все не так просто. Подобные идеи уже приходили в головы многим философам и были отвергнуты самим развитием науки. И все же вечером Миша и Алик не могли успокоиться и продолжали возбужденно, перебивая друг друга, шептаться.

— Мы с тобой, Грач, чистые диалектики и понимаем, что так или иначе общество должно двигаться вперед по законам развития мира в целом.

— Жаль только, что мы плохо знаем физику, — с досадой говорил Алик.

Послышались шаркающие шаги командира роты и его хриплый прокуренный голос:

— Прекратить разговорчики!

Пять минут спустя все уже спали.

Младший лейтенант Сикорский лежал на койке в офицерском кубрике и думал о Лине. Он встречался с нею почти ежедневно. Единственная маленькая звездочка на погонах давала ему по сравнению с курсантами массу преимуществ. В том числе и право каждый день бывать в городе.

Их отношения складывались непросто. Внешне все обстояло вполне благополучно. Паша не мешал им. За все время он больше не сделал ни одной попытки помириться с Линой. Вел себя так, словно между ним и Линой давно и бесповоротно все кончено. И Лина никогда не вспоминала о нем. Но Алексей чувствовал, что Пашка часто незримо присутствует между ними. На недавнем концерте художественной самодеятельности Академии Щекин пел романс Глинки «Сомнение», пел здорово, с чувством:

Минует печальное время,
Мы снова обнимем друг друга…

Лина слушала его затаив дыхание, не шелохнувшись, словно застыв при игре в «замри». Алексей видел, как в темноте влажно блестят и светятся ее глаза, как подрагивают кончики длинных ресниц. Было очевидно, что хотя Лина и сказала, что «презирает этого грязного карьериста и кроме брезгливости ничего к нему не испытывает», дело обстоит не совсем так.

Он часто не понимал ее. Недавно она появилась на вечере в клубе железнодорожников в длинном платье, с оголенной спиной, с маленькими сережками в ушах. Среди кировских девчат, которые приходили в плохо отапливаемый клуб в валенках и платках, она казалась богиней, спустившейся с неба, таинственным видением, поэтическим призраком. Когда он спросил ее, зачем она так оделась, Лина ответила:

— Быть такой как все? Больше всего я боюсь будничной скучной жизни. Интересно поражать людей.

— Можно поражать людей экстравагантностью одежды, но по существу ничем не отличаться от них.

В тот вечер они поспорили.

На другой день он пришел к ней и рассказал, что в поликлинике курсант четвертого курса неудачно вскрыл женщине ячмень. Гной разлился по глазу. Вечером у больной поднялась температура до сорока градусов. Ей сделали разрез, потом еще и еще. В результате женщина потеряла зрение на один глаз. Когда курсант, томимый чувством вины, пришел к ней в палату извиняться, женщина спокойно сказала: «А вы, доктор, не переживайте. Это с каждым может случиться. Вы мне желали добра. Виновата во всем я сама. Пошла на прием в понедельник, в тяжелый день. Нужно было идти во вторник».

Алексей вздохнул и умолк.

— Какой ты смешной, Алеша, — сказала Лина тихо. — Ведь не ты это сделал. Зачем же так огорчаться?

— Не в этом дело, Линка. Помнишь наш вчерашний спор? Я убежден, что главный смысл жизни в том, чтобы хорошо знать и делать свое дело. А кто не умеет этого, тем не поможет ничего — ни одежда, ни экстравагантные поступки, ни красивые слова.