Он сел в кресло, взял в свою большую руку маленькую чашечку, но кофе не пил, а сидел молча, откинувшись на спинку, погруженный в раздумья. Василий Прокофьевич вспоминал Тосю — чуть вздернутый нос, пышные светлые волосы, на которых не хотела держаться пилотка. Он не был знаком с нею, но фотографию ее видел у Миши десятки раз. Миша регулярно читал ему свои многочисленные любовные послания к Тосе, прежде чем отправлять их, и они неизменно вызывали его восхищение своим стилем и остроумием. Даже в этом Миша, безусловно, был талантлив. Как-то так случилось, что о Мише, своем самом близком друге, он знал совсем мало. Сначала Миша писал ему письма из Туапсе, а он ему — с Итурупа. Письма шли долго, словно их везли на черепахе, едва ли не по четыре месяца в один конец. Осенью напишешь, а ответ придет в начале следующего лета. Давно забудешь о чем писал, что спрашивал. Затем у Миши начались какие-то неприятности — хворал ребенок, пошли нелады с начальством, он заболел туберкулезом. Именно в этот период он перестал получать от Миши письма. Вскоре он сам попал в Академию в адъюнктуру на кафедру Джанишвили, работал как вол, почти без отдыха, писал диссертацию. Слышал от ребят, что Миша раньше всех демобилизовался, переехал в Симферополь. Несколько раз получал от него поздравительные открытки. Может быть, и ответил на какую-то, а скорее всего — нет. Он всегда считал писание открыток пустой тратой времени. Когда ему дали Государственную премию, Миша прислал поздравительную телеграмму в стихах. Что-то у Бластопора не сложилось в жизни. Он был очень талантлив, это признавали все, но, видимо, жизнь устроена так, что одного таланта для нее недостаточно. Нужен и характер, и жизненная хватка, и умение ладить с людьми, а Мишка всегда был чрезмерно обидчив, самолюбив, и в трудных ситуациях становился нерешительным, терялся. Профессор Савкин называл таких людей «эмоционально-ломкими»…
— Что у нее?
— Тамошние хирурги подозревают тромбоз легочной артерии.
Василий Прокофьевич присвистнул.
— Случилось давно?
— Подробностей не знаю. Долгое время болела тромбофлебитом, а вчера вечером вдруг резкие боли в груди, синюха, тахикардия.
— А на электрокардиограмме?
— Я говорю тебе — подробностей не знаю. Сказал, что лечат консервативно — аналгетики, вплоть до фентанила и дроперидола. Вводят капельно фибринолизин, гепарин, но пока безрезультатно.
— Хочешь, я сейчас позвоню Стельмаху, он у них заведует кафедрой госпитальной хирургии? Попрошу его срочно заняться Тосей.