Доктора флота

— В Цусимском бою от ожогов пострадало почти сорок процентов всех пораженных, а в Ютландском сражении англичане потеряли от ожогов двадцать семь процентов личного состава, — рассказывал профессор на первом занятии научного кружка. — И сейчас на кораблях ожогов достаточно много…

Если он видел, что курсант из его кружка не боится работы, сидит на кафедре вечерами, по-хорошему любопытен и упрям, он был с ним на «ты», запанибрата, обнимал за плечи, рассказывал пикантные анекдоты, которых знал великое множество. Всеволод Семенович любил жизнь, не упускал возможности поухаживать за молоденькими лаборантками и ассистентками, имел из-за этого неприятности, но привычкам своим не изменял. И честолюбивые хорошенькие лаборантки пользовались слабостью профессора, вовсю кокетничали с ним и при его помощи защитили не одну кандидатскую диссертацию.

В воскресенье около трех часов дня в приемный покой клинического госпиталя, где Васятка поддежуривал в качестве помощника хирурга, привезли с железнодорожной станции вихрастого мальчишку лет пятнадцати. Сопровождавшая его женщина рассказала:

— У нас в вагоноремонтных мастерских сейчас работает много таких детей, еще и помоложе есть. В обеденный перерыв хоть и устанут, а все равно гоняют по цехам, играют в лапту. Одно слово, ребятня. И работа, и баловство — все у них вперемешку.

— Вы, пожалуйста, не отвлекайтесь, — перебил ее хирург.

— Да, да, — спохватилась женщина. — Леня его зовут. Детдомовский он, сирота. Поспорил с другими мальчишками, что на ходу поезда пройдет по крышам весь состав. Только один вагон прошел, а со второго свалился. Хорошо, что на солому упал. Не то б сразу кончился…

— За ними разве никто не смотрит? — хмуро спросил хирург, глядя на лежавшего перед ним мальчишку. Он был худ, белобрыс, а руки и грудь покрыты неумелой татуировкой.

— Почему не смотрит? — обиделась женщина. — Разве за всеми поспеешь? Одна я на тридцать душ.

Мальчишка был без сознания. На темени пальпировалась массивная тестоватая припухлость. Из правого уха текла кровь. Дежурный хирург позвонил на кафедру нейрохирургии. Вскоре пришел Всеволод Семенович в сопровождении ассистента.

— На мокром снимке переломов не видно, — доложил профессору дежурный хирург. — Но смущает, что после падения он быстро пришел в себя, а пока ждали машину и ехали в кузове грузовика, снова потерял сознание. Нет ли здесь субдуральной гематомы?

— Возможно, возможно, — проворчал Савкин, осматривая больного, и задержавшись взглядом на маленьком медальоне, висевшему него на шее. — Смотрели, что в нем? — неожиданно спросил он у хирурга.

— Смотрел. Портрет женщины. Вероятно, матери.

— Одни мощи, — вздохнул Всеволод Семенович, глядя на мальчика. Он тоже мог стать детдомовцем, если бы не тетя Лиза. После смерти матери она приютила его, сначала ненадолго, а затем привязалась и оставила навсегда… — Отправляйте Леню к нам. Будем оперировать.

Именно в этот момент к нему подошел Васятка Петров.

— Разрешите, товарищ профессор, вам ассистировать.

Савкин поднял глаза. В застиранном, подпоясанном куском бинта, халате, завязанном сзади тесемками, между которых был виден синий матросский воротничок, курсант просительно улыбался.

— Какой курс? — рассеянно, все еще оставаясь во власти воспоминаний, спросил Савкин.

— Третий.

— Рано. На четвертом будете ассистировать.

Он уже отвернулся, считая, что разговор с курсантом окончен, негромко что-то сказал ассистенту и вдруг снова услышал:

— Очень прошу, товарищ профессор.

Курсант был голубоглаз, его светлые волосы посредине разделялись на пробор и падали в стороны, он то и дело приглаживал их растопыренной пятерней. В руках он держал изрядно измятую белую шапочку. «Где-то я уже видел эту физиономию», — подумал профессор и вспомнил.

— Не снайпер ли? — спросил он Васятку.

— Он самый, — обрадовался тот.

— Небось, наврал насчет семидесяти восьми? Признайся. Я не скажу никому.

— Нет, — сказал Васятка. — Все верно. Ровно семьдесят восемь.

— Ну, если ровно, тогда пошли.

Всего три недели курсанты курировали на кафедре общей хирургии. Изучали асептику и антисептику, лечение ран, общее и местное обезболивание, делали перевязки, присутствовали на операциях. На прошлом дежурстве хирург разрешил Васятке ассистировать ему во время аппендектомии. После того дежурства Васятка почувствовал себя приближенным к великому таинству хирургии. Сейчас же все было другое — тяжелый больной, операция, подумать даже страшно — на головном мозге, и делать ее будет сам знаменитый Всеволод Семенович Савкин. При мысли об этом у Васятки замирало сердце и начинали предательски дрожать ноги. «Дурак, — ругал он себя, идя чуть позади Савкина и отгоняя прочь мальчишеское желание убежать. — Зачем напросился? Откажись, пока не поздно». Нет, теперь нельзя. Профессор будет смеяться над ним.

Минут через двадцать, вымыв руки и одевшись под контролем сестры в стерильный халат, бахилы и перчатки, Васятка осторожно переступил порог операционной.