Доктрина шока. Становление капитализма катастроф

В Южной Корее телевидение, в рамках масштабной кампании, призывало население сдавать золотые украшения, чтобы переплавить и использовать для возвращения долга страны. За несколько недель люди отдали свои браслеты, серьги, медали и награды. Одна женщина отдала свое обручальное кольцо, а епископ — свой золотой крест. По телевизору шли популярные игровые шоу «сдавай золото», было собрано 200 тонн этого металла — достаточно для снижения мировых цен, — однако стоимость корейской валюты продолжала снижаться [768].

Как это происходило во времена Великой депрессии, кризис вызвал волну самоубийств, когда семейные накопления обратились в ничто и тысячи мелких предприятий закрылись. В 1998 году в Южной Корее количество самоубийств выросло на 50 процентов. Особенно это коснулось людей старше 60 лет, которые хотели освободить от финансового бремени своих детей. Корейская пресса также писала о тревожном росте числа семейных самоубийств, когда отцы, знавшие, что их дети тоже остаются должниками, предлагали всем совершить самоубийство. Власти указывали, что в этом случае «только смерть главы семьи классифицировалась как самоубийство, остальных ее членов считали жертвами убийства, поэтому реальное количество самоубийств намного превышает статистические данные»[769].

Азиатский кризис породил классический цикл тревоги, и его можно было остановить лишь одним способом, который спас Мексику в 1994 году во время так называемого «текила кризиса»: быстро занять денег у Казначейства США — тогда это доказало рынку, что Мексике не грозит распад [770]. Однако Азии не приходилось рассчитывать на такой исход. Как только разразился кризис, финансисты всего мира с удивительным единодушием заговорили о том, что Азии не нужно помогать.

Сам Милтон Фридман, которому уже было за восемьдесят, выступил по телевидению в программе CNN, чтобы сообщить телеведущему Лу Доббсу, что он против любых займов и рынок должен восстановиться самостоятельно. «Профессор, ваше мнение в этой судьбоносной дискуссии столь много весит, что это даже невозможно оценить», — сказал Фридману звездоносный Доббс. Эту позицию — «пускай себе тонут» — поддержали Уолтер Ристон, старый приятель Фридмана, некогда возглавлявший Citibank, и Джордж Шульц, который в тот момент работал вместе с Фридманом в праворадикальном Институте Гувера и заседал в руководстве компании Charles Schwab[771].

Эту же точку зрения разделял один из ведущих инвестиционных банков Уолл стрит Morgan Stanley. Джей Пелоски, разрабатывавший для этого банка стратегию работы на развивающихся рынках, заявил на конференции в Лос Анджелесе, организованной Институтом Милкина, что МВФ и Казначейство США принципиально не должны помогать странам, оказавшимся в кризисе, по своим размерам близком к 1930 м годам: «Нам нужно сейчас побольше плохих новостей из Азии. Эти дурные новости будут стимулировать процесс перестройки»[772].

Администрация Клинтона прислушалась к мнению Уолл стрит. В ноябре 1997 года, через четыре месяца после развития кризиса, в Ванкувере состоялся саммит Организации экономического сотрудничества стран азиатско тихоокеанского региона. Билл Клинтон вызвал негодование у азиатских участников, пренебрежительно назвав их экономический апокалипсис «мелкими помехами на пути» этих стран [773]. Он ясно дал понять, что Казначейство США не намерено облегчать эту боль. Что же касается МВФ, международной организации, созданной специально для предотвращения подобных катастроф, там ничего не предпринимали; после России это стало обычной практикой фонда. Хотя МВФ отреагировал на проблему, но это не были срочные займы для стабилизации, которые нужны при чисто финансовом кризисе. Вместо этого фонд предъявил длинный список требований в соответствии с философией чикагской школы, для которой кризис сулил новые возможности.

Когда сторонники свободной торговли хотели в начале 90‑х привести какой–нибудь убедительный пример, подтверждающий их правоту, они всегда говорили об «азиатских тиграх». Экономика в этих странах творила чудеса, она развивалась стремительно, и это объясняли тем, что они открыли границы для несдерживаемой глобализации. И действительно, «тигры» росли с огромной скоростью, однако неверно было бы объяснять этот рост свободной торговлей. Малайзия, Южная Корея и Таиланд все еще придерживались протекционистской политики, они не позволяли иностранцам владеть землей и покупать национальные фирмы. Кроме того, государство в этих странах все еще играло важную роль, оно владело такими сферами, как энергия или транспорт. Вдобавок «тигры» отказывались закупать многие продукты в Японии, Европе или Северной Америке, создав свои местные рынки. Их успех не вызывал сомнения, однако он доказывал лишь то, что смешанная контролируемая экономика развивается быстрее и равномернее, чем экономика стран, последовавших рецептам «вашингтонского консенсуса», которые отдают диким Западом.