Долбаные города (СИ)

— Я провожу вас в читальный зал, а затем принесу вам книгу. Если бы вы пришли хотя бы на полтора часа позже, мне совершенно некогда было бы вами заниматься.

Если бы она только знала, что у меня в кармане пистолет, и что я звезда, и что я пришел спасать моего друга от желтоглазого бога, ее история за ужином могла бы стать интереснее. Она повела меня в зал, наши шаги отдавались гулко и тревожно, вплетаясь в мелодию моего беспокойного сердца. Мы поднялись наверх, на галерею, затем спустились вниз, и я оказался в пустом и просторном зале с кожаными диванами и удобными, блестящими от лака столами. На каждом стояла маленькая лампа под зеленым стеклянным абажуром. В этом и правда что-то есть, подумал я, провести тихое, одинокое утро в библиотеке, с настоящей книжкой, сидя на диване из настоящей кожи, пока в витражное окно льется солнечный свет.

Но только как это поможет мне найти Леви?

— Я скоро вернусь, мистер Тененбаум. Обустраивайтесь.

Я остался один и понял, что понятия не имею, как действовать дальше. Искать долбаный тайный ход, нажимая на все книги подряд и надеясь, что одна из них — рычаг, как в фильмах?

Я слушал удаляющийся цокот каблучков библиотекарши, и, когда они стихли, я зашептал:

— Ты хочешь, чтобы я нашел тебя? Так подскажи мне. Мне, блин, четырнадцать. Я ничего не умею и ничего не могу! Дети — самые беззащитные члены нашего общества, мы должны учить их, разве не так? Ты ведь уже интегрировался в наше общество?

Мой шепот показался мне оглушительно громким, я был уверен, что мои слова дошли до адресата, если только он хотел их услышать. Но ничего не происходило. Я стоял в пустом, просторном, прекрасном читальном зале, словно готовился насладиться этим утром. Я запрокинул голову вверх и принялся изучать резьбу на потолке, словно в хитросплетениях растительных форм могла обнаружиться какая-то подсказка. Я прошел вдоль рядов с книгами, снял тоненький слой пыли с полки одного из стеллажей, взял первую же попавшуюся книгу, это оказалась «Протестантская этика и дух капитализма» за авторством моего тезки Макса Вебера. Я открыл ее на случайной странице, думая обо всех этих банальных моментах из фильмов. И я все равно сильно удивился, когда столкнулся с одним таким, хотя именно на это и рассчитывал.

Заголовок гласил: тебя ждут, Макс.

Под ним значилось: и тебя проводят.

Я вздрогнул, услышав смех. Почему-то я подумал о том, что библиотекарша решит, будто это я нарушаю непреложные местные правила, и мне стало стыдно. Затем я увидел Калева. Не во сне, не в качестве галлюцинации. Он стоял надо мной, на еще одной галерее, и он был реальнее некуда. Кровь капала вниз, я видел, как эти капли, пройдя огромный путь, разбиваются о паркет. Я слышал этот шум. Голова его была склонена набок, и я подумал, что если я не сошел с ума, у меня будут крупные проблемы с тем, чтобы ассимилировать этот кадр моего биографического фильма.

— Калев, — прошептал я, памятуя о том, что все еще нет греха хуже, чем кричать в библиотеке, что не стоит опускаться до этого, даже следуя к древнему стремному богу. Калев улыбнулся, я увидел полоску розовых зубов между обескровленных губ. Затем он, совершенно по-мальчишески, развернулся, приглашая меня в игру. Мне стало так, блин, страшно, так жутко, так захотелось остаться в читальном зале, дождаться своей книжки, и все такое прочее.

Но если бы не я, с Леви ничего бы не случилось. Или случилось, только я не понял бы.

В общем, Калев побежал, как только я добрался до лестницы. Он не отбрасывал тени. Может быть потому, что он сам был ей. Я устремился за ним, стараясь не шуметь, в то же время я понимал: если желтоглазый бог не захочет, библиотекарша не услышит меня, может быть, даже не вспомнит обо мне. Я поднялся наверх, затем сбежал по ступеням вниз, в другую сторону, и попал в зал с репродукциями античных статуй. Голые гипсовые дамочки и такие же господа, не соизволившие прикрыться, демонстрировали красоту человеческого тела в разнообразных позициях, среди этих статуй, стремившихся к максимальной имитации жизни, я искал мертвеца. Калев стоял в тени одной из статуй, девчонки с виноградом. Глаза его блестели.

— Не отставай, — прошептал он перед тем, как снова побежать. Это сложно, когда ты куришь с одиннадцати и примерно с того же времени систематически прогуливаешь физкультуру. Я побежал за Калевом к еще одной лестнице, спустился по ней, перескакивая через две-три ступеньки, и уткнулся в дверь, над которой висела табличка «кинозал». Я был уверен, что прежде ее не было, потому что буквы были выведены сверкающим, неземным желтым, а под моими ногами валялся сбитый замок. Табличка загорелась, затем погасла, вызвав дурацкую ассоциацию с телевикториной, в которой участник назвал правильный ответ. Я сказал себе:

— Сделай это ради Леви, хорошо? Давай, Макс, лучшая часть твоей жизни все равно уже за плечами.