Долг

— Полностью с Вами согласна, Георгий Андреевич, — произнесла Белозерская. — Кроме одного пункта — о единстве. Мы сейчас сидим в одном зале. Мы слушаем друг друга. И я уверены, мы готовы принимать решения. Это ли не единство? А касаемо руководителя, что нам мешает его выбрать здесь и сейчас? Что не даёт нам покончить с неопределённостью и наметить достойные цели и задачи? Что мешает найти новых союзников и избавиться с их помощью от интервентов и ненужного покровителя? В этом зале сейчас собрался весь свет Петербурга, представители всех великих эльфийских родов, что нам мешает изменить ситуацию к лучшему, кроме гордыни и предрассудков?

Зал молчал, все понимали, что Белозерская права, но слишком уж её слова были неожиданными, и эльфы просто не понимали, как на это всё реагировать.

— Мой правнук, Николай Константинович Седов-Белозерский ошибся, и он дорого заплатил за свою ошибку, — продолжила Екатерина Александровна. — Но у нас права ошибаться уже нет. Одни из вас активно поддерживали войну с Новгородом, другие поддерживали нехотя, третьи не поддерживали и не одобряли войну, но вслух об этом предпочитали не говорить. И в итоге мы подошли к черте, за которой находится точка невозврата. Давайте больше не будем делать глупостей, господа! Я призываю русских эльфов сложить оружие! Потому что люди и орки это уже сделали. Сегодня в полдень, в тот момент, когда Жилинский открыл это собрание, чтобы призвать вас поддержать тотальную войну с Новгородом, федералы получили приказ сложить оружие. Но этот приказ о прекращении огня действует лишь на линии соприкосновения с силами русских эльфов. Интервентов люди и орки будут бить, пока Воронцов не войдёт в Таллин, а Романов в Хельсинки. Это вопрос решённый и обсуждению не подлежит.

Княгиня замолчала, выдержала паузу, дав эльфам обдумать её слова, и уже совсем другим тоном, негромко и максимально искренне произнесла:

— Давайте уже прекратим воевать с нашими соотечественниками. Нам нечего делить, господа эльфы. Будущее Санкт-Петербурга в конфедерации с Москвой и Новгородом, а не в прислуживании Лондону.

— Есть логика в Ваших словах, Екатерина Александровна, — согласился с княгиней, сидевший на первом ряду глава уважаемого эльфийского рода Лопухиных. — Не всем по нраву эта война с Петербургом, как и покровительство Лондона, но Ваши слова о единстве кажутся мне слишком оптимистичными. Я очень хотел бы ошибаться, но, мне кажется, мы переругаемся ещё на этапе выбора руководителя.

— Не вижу смысла ругаться по этому поводу, — возразила княгиня Белозерская. — Как и не вижу, уважаемые эльфы, в данный момент и подходящих кандидатур на эту должность, кроме одной.

*****

Я нашёл маму в саду. Она сидела на лавочке и любовалась павлинами. Подошёл к ней и присел рядом. Минут пять мы молчали, затем мама негромко произнесла:

— Я обманула Жилинского.

— Не понимаю, о чём ты, — сказал я.

— Обманула, когда говорила ему, что не сомневалась в нашем спасении. На самом деле я была уверена, что нам конец.

— Но почему ты так думала? — удивился я. — Ни мы с бабушкой, ни Волошины этого бы не допустили.

— Жилинский не говорил, зачем мы ему нужны. Это уже потом здесь я узнала, что он хотел так обезопасить себя от Екатерины Александровны. А тогда я думала, что мы ему нужны, чтобы тянуть деньги с брата и отца. И как только Володя прекратил бы платить, нас бы…

Мама замолчала, покачала головой, было видно, что ей тяжело говорить на эту тему.

— Было страшно, — продолжила мама через некоторое время. — Не за себя — за Машу с Андреем. Я не знала, что Екатерина Александровна настолько могущественна и что мы ей не безразличны. Не знала, что ты стал таким…

Мама сделала небольшую паузу, пытаясь подобрать нужное слово.

— Таким взрослым и сильным. Спасибо, что спас нас!

— Ну за это точно не стоит благодарить, — заметил я. — И бабушке вы далеко не безразличны. Она много хорошего мне про тебя рассказывала. Ну а про Машу и Андрея я вообще молчу, за них бабушка не то что Жилинского, она за них английскую королеву на британский флаг порвёт.

— Хорошо ты пошутил, — сказала мама улыбнувшись.

— Это не я, это бабушка так мне сказала. И я не думаю, что она шутила. Хотя она это дело любит. Правда, когда она шутит, многим не до смеха.

— Екатерина Александровна — удивительная женщина. Но тебя благодарить стоит. И за спасение, и за то, что ты нашёл в себе силы и не припоминаешь мне… — мама прервалась и взяла меня за руку. — Я даже не прошу у тебя прощения, потому что знаю: то, что я сделала, не прощается. Но если когда-нибудь случится чудо, и ты вдруг сможешь меня простить, я буду самой счастливой матерью на свете.

— Боюсь, что чуда ты не дождёшься; я давно не держу на тебя зла, поэтому и прощать мне уже нечего. Так что придётся тебе становиться самой счастливой матерью на свете без моего прощения, — сказал я и обнял маму.

Некоторое время мы сидели молча, затем мама решила продолжить разговор и сказала: