Долг

Будь моя воля, вообще отказался бы от сомнительного статуса, причем, стоит быть откровенным, не благодаря высокой морали, а скорее не доверяя собственной силе воли. Соблазн-то велик, да и оправдание своим действиям всегда можно найти. Ведь если глубоко покопаться в поступках китайских пленников, на лицах которых, наконец, прорезались настоящие эмоции, то половина из них заслужила применение высшей меры социальной защиты…

Но хрен там, в системе не предусмотрен реверс, наградили меня согласно поступкам — носи, блин, с честью и соответствуй…

Демонстративно бросаю клинок в инвентарь и на рефлексах вытираю ладони о брюки. Тонко чувствующий момент Младкор на рысях подбегает и докладывает:

— Командир, прибыл представитель от «Заветов Мао», — а затем негромко добавляет: — Он все видел…

Смотрю на чуть осунувшееся лицо Алексея и, игнорируя первую часть доклада, тихо спрашиваю:

— Не одобряешь?

Тот сразу понимает, о чем я, пожимает плечами:

— У любой медали есть две стороны. Наивно было бы думать, что Темный Пантеон создан исключительно для раздачи пряников и утешения хныкающих карапузов. Я даже, наоборот, рад — ну сколько можно грозить пальчиком, журить: ай-я-яй, больше так не делай — не пытай, не насилуй, не убивай… А вот теперь, в руках Первожреца появился настоящий кнут, способный призвать к ответу и образумить адекватные умы…

Я кивнул: добро должно быть с кулаками — знакомый постулат. Не бывает света без тени, да и сам свет, он ведь разный… Вспышка от ядерного взрыва, оставляющая лишь серые тени на чудом сохранившихся стенах — это добро в его апогее? А тьма противоатомного бункера, укрывающая и спасающая жизни, — это что?

Мои размышления прервал переговорщик, неслышно подошедший и склонившийся в глубоком поклоне. Нет, это, конечно, не девять ритуальных прогибов полагающихся императору, но и не формальный кивок, с трудом втискивающийся в рамки приличий. В ответ я лишь слегка обозначил поклон, как старший младшему, и вопросительно поднял бровь.

На лице Дасюэши Сяолуна, прибывшего самолично, не дрогнул ни один мускул, «Змей» прекрасно владел эмоциями. Повторно выразив радость при виде представителя братского русского народа, он на секунду замялся, а потом все же вильнул в сторону от дипломатического этикета:

— Уважаемый Лаит, я стал невольным свидетелем казни грязного Вэйдуна… Нет, нет, я не имею ничего против — этот слоновий понос давно утратил разум и ходил по земле только лишь из-за невозможности убить его окончательной смертью. Но то, что я наблюдал сейчас, своими глазами… Я бы списал все на мистификацию, но Вэйдун был в цифре больше двух лет, а теперь система показывает его статус как «офлайн». Скажите, сучья подстилка мертва, артефакт не бутафорский? Одно ваше «да» — и сегодня в сотнях семей честных китайцев зажгутся праздничные фонари!

Змей эмоционально взмахнул руками, демонстрируя размеры счастья обрушившегося на головы мирных тружеников, и замер в ожидании ответа. Его глаза впились в мое лицо, ноздри чуть расширились, а чуткие пальцы были готовы обхватить мои запястья в попытке нащупать пульс и уподобиться детектору лжи. Я его понимал: информация о наличии оружия, способного убить бессмертного, сродни однозначно правдивому ответу на вопрос: «А есть ли бог на небе?»

Секунду поколебавшись, ответил честно, быть может, подсознательно пытаясь откреститься от жестокой казни разумного — ну не палач я ни разу! Ведь когда вот так, лицом к лицу, насадить трепыхающееся тело на клинок, в упор глядеть в стекленеющие глаза и слышать булькающий свист из пробитых легких — это страшно.

— Нет, он жив…

А вот тут удивленно вскинулся не только китаец, но и наемники, что окружали меня плотным кольцом для защиты и демонстрации статуса.

— Он жив, — повторил я, — но боюсь, что если б у него был выбор — то предпочел бы умереть. Фантазия Ллос безгранична, мораль своеобразна, а человеческая плоть столь хрупка и чувствительна к боли. А ведь впереди вечность…

Наверное, в моих глазах что-то мелькнуло, потому что переговорщик нервно сглотнул, дернул щекой и чуть подался назад:

— Вы… были там?

Я вновь достал Паучий Кинжал и продемонстрировал его китайцу:

— Подарок из лап Ллос и только не думай, что он достался мне легко и я ему хоть сколь-нибудь рад…

Теперь Змея качнуло вперед, его рука алчно дрогнула, выдавая желание заполучить уникальный предмет. Однако клинок подыграл мне, демонстрируя свою непокорную суть и божественную ярость. Шесть лап лезвия молниеносно качнулись в сторону и с хищным лязгом клацнули в воздухе, на считаные миллиметры не дотянувшись до жадных глаз.

Посланник вновь отшатнулся, но взгляд его не был испуганным, скорее мечтательным:

— Могу… могу ли я просить вас продать мне этот предмет? Я готов предложить миллион золотых!

Увидев, как я скептически улыбнулся, Змей зачастил:

— Три! Пять! Да будь оно все проклято, десять миллионов!