Какое высокомерие! Говорящих так критиков и рецензентов совсем не интересует то обстоятельство, что последние два года я, например, вместе со своими переводчиками бился над каждым словом своей книги. Ну посудите сами, будучи в здравом уме и трезвой памяти, как можно согласиться с тем, чтобы книгу, которую я, как ребенка, вынашивал и выхаживал, которую каждым нервом своим прочувствовал и, наконец, как слепец, осторожно и бережно прощупал пальцами каждое слово, кто-нибудь, другой — пусть даже он искуснее меня как художник — мог бы так вот взять и перекроить по своему разумению, бесцеремонно или еще как там, «властно», что ли, по методу, предложенному Ершовым, вырезать все то, что ему не приглянулось, и еще что-то за тебя дописать и заменить! Посудите, дорогие товарищи, ведь плохо ли, хорошо ли, но каждая строчка в моей книге при своем рождении вначале прозвучала в моей душе, каждый образ зачал и носил под сердцем не кто другой, а я, носил в своей душе, испытывал радость и счастье, и нет там сцены, детали, вплоть до отдельных слов, которые появлялись бы просто так, легко, как пузырьки на воде, чтобы также легко и бесследно потом исчезнуть. Если бы вы, дорогие переводчики-закройщики, работая над своим собственным произведением, хоть раз испытали то, о чем я говорю, тогда, я надеюсь, не трудно было бы вам представить, что я испытывал, читая ваши безапелляционные заявления, где сводится решительно на нет нелегкий писательский труд. Переводчик должен питать уважение к автору. Он должен проникнуться уважением к оригиналу. Тогда, только тогда не будет между ними разлада. В самом деле, когда переводчик в своей работе руководствуется «властным» методом, разве может быть там уважение к автору и его детищу?
Слов нет, в проблематике художественного перевода много неясного. Одна из сложных и запутанных проблем — авторизация. Создается впечатление, что чем больше мы дискутируем, выдвигая новые соображения, тем больше запутываемся в простых вещах. Ведь не секрет, что этика художественного перевода определена задолго до нас, еще первыми энтузиастами-переводчиками. Переводя в основном исторические хроники и жития, эти давние предтечи современных переводчиков не только сталкивались со всеми нынешними проблемами, но и находили ответы. Переводить, не допуская искажения текста, доступным народу живым языком; переводить как можно точнее, «не по счету», а «по весу» — так они определяли суть этического и эстетического подхода к делу. С тех пор миновало не одно столетие, нынешним наследникам тех скромных тружеников, добровольно обрекавших себя на заточение в четырех стенах сырой полуслепой кельи какого-нибудь монастыря, созданы самые идеальные условия, необходимые для плодотворной работы. Переводческое дело наравне с писательским трудом стало почетной и признанной профессией. Художественный перевод сейчас, казалось бы, в самой поре расцвета, и его основные принципы определены, упорядочены и систематизированы. Так откуда столь странные разноречия по элементарному, азбучному, казалось бы, вопросу авторизации перевода?
Я не теоретик художественного перевода, я практик, иногда практик поневоле, не столкни меня с этой проблемой сама жизнь, я так бы и оставался в счастливом неведении, занимаясь своими сугубо писательскими делами. И потому сошлюсь не на литературоведческую теорию, а на практику — на примере Мухтара Ауэзова. Как известно, этого мастера отличала высокая культура и глубина эрудиции. В какую бы страну он ни ездил, в Европе или Америке, всюду его называли не иначе как «мудрец Востока». Питомец Ленинградского университета, он свободно владел русским языком, постигая, как мне казалось, самую стихию этого языка; я помню, как кропотливо он работал над подстрочниками своих произведений. Нам казалось, что он сам мог бы блестяще переводить свои творения на русский язык. Однажды во время встречи с железнодорожниками Алма-Аты кто-то из читателей намекнул ему на это. Он неодобрительно нахмурился, чуть подумал и ответил, как всегда, образно и метко: «Для того чтобы переводить на русский язык свое произведение самому, недостаточно хорошо уметь говорить, а надобно даже сны видеть на этом языке». И этот взыскательный, в высшей мере строгий художник слова при осуществлении перевода своего главного произведения «Путь Абая» согласился поставить под фамилией Леонида Соболева слова «авторизованный перевод».