Долг благоверному князю Андрею Боголюбскому

С хрустальной прозрачностью звучала музыка, разлетаясь под сводами храма и наполняя его до краёв. Теперь и не вспомнить всех композиторов и тех сочинений, что звучали тогда. Но ощущение сверхъестественных звуков сохранилось до сих пор. Музыка соответствовала величию храма, и совсем не казалось, что она звучит не в том месте. Наоборот, она согревала и сужала холодное пространство храма, и как будто определяла в нём каждому присутствующему его место. Особенно отчётливо и на всю жизнь запомнилась Чакона И.С.Баха. Начинаясь с порыва, она как будто влетала в храм и разливалась по всем углам, прочерчивая фрески и затаившиеся в глубине немногие иконы, которые до этого момента казались незаметными. Словно это был рассказ от них, отстранённый и чуть опечаленный: мы тут вместе, но как далеки друг от друга. Это было в первый раз, когда Таисия увидела лик Богоматери. Ей показалось, что она уловила взгляд. Было ли это знамением? Мысль ускользнула, не царапнув.

А зря. Какое-то время спустя Таисия получила непонятное приглашение на беседу в странном месте. Разговор до такой степени сразил её, будто её столкнули в омут.

— Вам знаком художник Павел Шкрут?

— Да.

— Вы бываете там?

— Да.

— Какая публика бывает у него?

— Не знаю. Я прихожу к его жене.

Теперь уж и не передать точно все вопросы и ответы, но начало разговора позволило ей мобилизовать себя, чтобы хоть как-то заглушить состояние шока, который буквально парализовал её. Но дальнейший поворот оказался таким хлёстким, что сразил её окончательно.

Выйдя, Таисия глотнула воздуху, постояла на тротуаре и медленно побрела в сторону парка к своему любимому месту. Видеть никого не хотелось, спросить совета ни у кого нельзя. Обсудить, как они обычно решали неожиданные ситуации в студенческой жизни на своём комнатном вече в общежитии, невозможно. Это, Андрей Юрьевич, куда как хуже, чем не знать о Вашем конце жизни. Тут о своём надо думать. Так ведь рано ещё. А что делать? Сможет ли она выбраться из этой пропасти? Жить, подглядывая за чужой жизнью, а потом доносить о ней — это же немыслимо.

Она долго не появлялась у Шкрута, но тянуть тоже было нельзя. Таисия знала, что Галина Петровна должна была вскоре уехать, а ей надо было рассказать о своей части работы по выставке и выяснить, что ей делать дальше.

Оба встретили её тревожными вопросами.

— Что с тобой, Тася? — кинулась обнимать её Галина Петровна.

— Что за мировая скорбь в твоих глазах? — внимательно вглядываясь в неё, произнёс Павел.

— Я… я болела… — кое-как выдавила Таисия.

Напряжение понемногу отпустило её, когда речь зашла о делах. Но для себя она решила, что надо найти способ — выключить себя из их круга таким естественным способом, чтобы не вызвать подозрений ни с той, ни с другой стороны.

Неожиданно деканат объявил о том, что всем пединститутам предлагается практику совместить с длиной учебного года в школах в связи с нехваткой учителей в сельских школах, а сдачу госэкзаменов сдвинуть на более поздний срок. Школы можно выбирать самим. Таисия выбрала далёкие оренбургские степи и с лёгкой душой уехала на весь год.

Она с головой окунулась в книжки и тетрадки, не отказывалась ни от каких школьных мероприятий, стараясь отодвинуть от себя всё, что было связано с тягостной историей. А вернувшись с практики, сдала экзамены и снова укатила в те же степи, даже не заглянув к Шкруту.

Потом, когда жизнь потекла уже совсем по самостоятельным и взрослым канонам, когда она сама обросла семьёй, воспоминание тех лет упало на глубокое дно и слегка свербило в душе, когда она слушала Чакону. Да изредка Таисия просыпалась от повторяющегося странного сна. Но наступающий день всегда отгонял смятение.

И вот сегодня она вдруг отчётливо поняла, что все перемещения в её жизни как будто подвигают её к какому-то завершению, от которого она до сих пор уходила. Желание поехать во Владимир было не совсем спонтанным и нет-да-нет возникало на разных отрезках жизни. А тут прозвучало так чётко, что и откладывать его на потом было нельзя.

Владимир встретил Таисию прекрасной погодой.

Она любила такие города, где древняя патриархальность соединялась с элементами современной жизни легко и не назойливо, а туристов было в меру, и гулять можно было без суеты и толкотни. Но что более всего поразило её, так это ощущение чего-то знакомого. Как будто она уже бывала здесь, только очень давно, а теперь просто узнаёт родные места. С пригорка на пригорок, с крутого холма в низинку, с высокого берега в овраг. Тропки сами собой уводили своим невидимым внешне путем, давая свободу и посмотреть и поразмышлять. Постоять над рекой в миг плывущего над ней колокольного звона. И глотнув благостного духа, не спеша идти дальше, полностью отдаваясь обаянию окрестностей.