Долг чести

— Надо же до такого додуматься, — проворчал американский майор сапёрных войск. Тут, в Северной Дакоте, в двадцати милях от Майнота, он только что присоединил последний провод. — Все в порядке, цепь под током. — Всего лишь один переключатель предохранял заряд от взрыва, и он не снимал с него руки. Майор уже лично все проверил. Место было оцеплено ротой военной полиции, потому что члены экологического общества «Друзья земли», протестовавшие против взрыва, угрожали пробраться к самой шахте, и, как бы ни хотелось взорвать этих недоносков, если им это удастся, ему придётся демонтировать цепь. Какому идиоту приходит в голову протестовать против такого события? — подумал майор. Он уже напрасно потратил целый час, пытаясь объяснить своему коллеге из России создавшуюся ситуацию.

— Здесь все так походит на наши степи, — произнёс русский, дрожа на ледяном ветру. Оба офицера не отрывали взглядов от экрана маленького телевизора в ожидании команды.

— Жаль, что рядом с нами нет политиков, они так любят сотрясать воздух. Может, тогда стало бы потеплее. — Майор убрал замёрзшую руку с переключателя. — Почему они тянут?

Русский офицер был достаточно хорошо знаком с американскими идиомами, чтобы оценить шутку и засмеяться. Он сунул руку под свою просторную альпаковую куртку и нащупал подарок, которым собирался удивить американца.

— Господин президент, гостеприимство, оказанное нам в этом великом городе, является убедительным доказательством того, что между двумя нашими народами должна, может и будет существовать дружба. Она должна быть настолько прочной, насколько острой была прежняя неприязнь, и пусть она будет обращена на пользу человечества. Сегодня мы говорим «нет» войне, — закончил Дарлинг под дружные аплодисменты и повернулся к Грушевому, чтобы снова пожать ему руку. Оба президента сели. Как ни странно, но теперь им придётся ждать распоряжений американского режиссёра, о чём-то быстро говорившего в микрофон.

— А сейчас, — послышалось по всем телевизионным каналам на двух языках, — просим зрителей повернуться к экранам своих телевизоров…

— Когда я был молодым лейтенантом и служил в сапёрных войсках, — шепнул русский президент, — мне нравилось заниматься подрывными работами.

Дарлинг усмехнулся и наклонил голову к соседу — иногда хочется сказать что-то не для микрофонов.

— Мальчишкой мне хотелось стать крановщиком и знаешь чем заниматься?

— Чем, Роджер?

— Разбивать здания тяжеленным железным шаром. Мне казалось, что это самая интересная работа на свете!

— Особенно если внутри здания находятся представители оппозиционной партии, — добавил Грушевой.

Оба засмеялись, разделяя эту точку зрения.

— Пора, — заметил Дарлинг, увидев, как режиссёр подал знак. Оба президента положили большие пальцы рук на кнопки.

— На счёт три, Эд? — спросил Дарлинг.

— Считай, Роджер. — Один, — начал Дарлинг. — Два, — продолжил Грушевой.

— Три! — произнесли оба одновременно и нажали на кнопки. Кнопки замкнули простую электрическую цепь, которая вела к спутниковому передатчику, находящемуся снаружи здания. Потребовалась примерно треть секунды для того, чтобы сигнал долетел до спутника и вернулся на землю, ещё треть на обратный путь, и в течение этого времени миллионы людей затаили дыхание в нетерпеливом ожидании, опасаясь, что в последнее мгновение все сорвётся. Но этого не произошло.

— Вот это да! — заметил майор, когда детонировал подрывной заряд из сотни фунтов композитной взрывчатки С-4. Грохот оказался впечатляющим даже на расстоянии в полмили, и тут же из шахты вырвался столб пламени от возгорания твёрдого ракетного топлива. Эта часть церемонии была самой опасной. Подрывникам нужно было убедиться в том, что загорится только верхняя часть, в противном случае ракета могла бы вылететь из шахты. По правде говоря, вся процедура торжественного уничтожения ракет являлась слишком опасной и сложной. Холодный ветер относил токсичный дым на восток, и к тому времени, когда на его пути окажется первый населённый пункт, от ядовитых зов останется только отвратительный запах — примерно то же самое можно сказать и о политической ситуации, существовавшей в тот момент, когда создавались эти ракеты, правда? Впрочем, зрелище горящей ракеты производило огромное впечатление. Самый большой в мире трехминутный фейерверк, сгорающий в обратном направлении — сверху вниз — и оставляющий один только дым, ничего больше. Сержант включил систему пожаротушения внутри пусковой шахты, и, к удивлению майора, она исправно заработала.

— Знаешь, мы бросали жребий — кому выпадет честь уничтожить последнюю американскую ракету, — и я выиграл, — произнёс майор вставая.

— А мне просто приказали ехать, вот и все. Но я рад, что мне повезло. Сейчас уже можно подъехать к шахте?

— Думаю, да. Пошли, Валентин. Осталось ещё одно дело, не так ли?