Долг чести

— Я хочу посоветоваться с вами, мистер Мюррей, — произнесла доктор Гоулден, и Дэн заметил в её голосе тревогу. — Под чью юрисдикцию подпадает преступление, совершенное на федеральной территории?

— Расследованием таких преступлений всегда занимается ФБР. — Мюррей откинулся на спинку кресла и машинально коснулся рукой табельного пистолета. Он посвятил жизнь преследованию преступников и соблюдению законов страны, поэтому прикосновение к пистолету, находившемуся на привычном месте, служило для него напоминанием о том, что, хотя табличка на двери его кабинета говорила о важности занимаемой им теперь должности, начал он свою карьеру с преследования бандитов и грабителей в Филадельфии. Значок агента ФБР и табельный пистолет свидетельствовали о том, что он продолжает оставаться сотрудником самой элитарной полицейской организации Америки.

— Даже в Капитолии? — спросила Кларис.

— Даже там, — кивнул Мюррей. Наступило молчание. Нерешительность доктора Гоулден удивила Мюррея. Обычно он всегда догадывался, о чём думает Кларис, вернее, тут же поправился Мюррей, что хочет внушить ему доктор Гоулден. Она была отличным профессионалом, подобно ему самому, и умела добиваться своего. — Итак, в чём состоит преступление, доктор Гоулден?

— В изнасиловании.

Мюррей кивнул и положил меню на стол.

— Прежде всего расскажите мне о своей пациентке.

— Тридцать пять лет, не замужем. Её послала ко мне старая знакомая, врач-гинеколог. Когда женщина пришла, я сразу заметила, что она находится в состоянии клинической депрессии. Мы беседовали трижды.

Только трижды, подумал Мюррей. Кларис — настоящая волшебница при беседах с пациентами, умная, сдержанная и проницательная. Господи, с её мягкой улыбкой и материнским добрым голосом из неё получился бы превосходный следователь, мастерски ведущий допросы.

— Когда это произошло? — спросил Мюррей. С именами можно и подождать. Самое главное сейчас — выяснить факты.

— Три года назад.

Агент ФБР — Мюррей все ещё считал себя «специальным агентом», предпочитая это должности помощника заместителя директора ФБР, — нахмурился.

— Прошло много времени, Кларис. Полагаю, не осталось никаких вещественных доказательств.

— Никаких, лишь её слово против его слова. За исключением вот этого. — Гоулден открыла сумочку и достала ксерокопию письма Лайзы Берринджер, несколько увеличенную при копировании. Мюррей медленно прочитал письмо, страницу за страницей. Доктор Гоулден не сводила взгляда с его лица, ожидая реакции.

— Боже милостивый, — еле слышно выдохнул Дэн, глядя на официанта, стоящего в двадцати футах, который явно полагал, что обслуживает репортёра и человека, снабжающего его информацией, — самая обычная ситуация в Вашингтоне. — Где оригинал?

— У меня в кабинете. Я обращалась с письмом очень осторожно, — ответила доктор Гоулден.

Когда Мюррей услышал это, на лице его появилась улыбка. Хорошо было уже то, что письмо написано на бумаге с именем сенатора и его капитолийским адресом. Кроме того, на такой бумаге надолго сохранялись отпечатки пальцев, особенно если она находилась в прохладном сухом месте, а письма обычно и держат в таких местах. Сотрудница аппарата сенатора — Лайза Берринджер — при оформлении допуска к секретным документам наверняка подвергалась процедуре снятия отпечатков пальцев, а это означало, что будет нетрудно установить авторство письма.

На листах бумаги указывались время, место и обстоятельства изнасилования, а также ясно и чётко выражалось желание покончить с собой. Как бы печально все это ни было, такой документ превращался в предсмертное заявление, и потому он будет безусловно считаться вещественном доказательством при рассмотрении уголовного дела в федеральном окружном суде. Адвокаты, защищающие интересы обвиняемого, будут возражать — они всегда возражают, — но судья отклонит возражение — оно всегда отклоняется, — и тогда присяжные услышат каждое слово мёртвой женщины, как всегда подавшись вперёд, чтобы не упустить ни единого звука, доносящегося из могилы. Вот только в этом случае дело не будет рассматриваться судом присяжных, по крайней мере не сразу.

Мюррей ненавидел преступления, связанные с изнасилованием. Как мужчина и как полицейский, он относился к этому типу преступников с глубоким отвращением. Его мужское достоинство страдало от того, что кто-то мог вести себя так трусливо и отвратительно. С профессиональной точки зрения его беспокоило то, обстоятельство, что рассмотрение в суде дел, связанных с изнасилованием, почти всегда сводилось к версии одного человека, противопоставленной версии другого. Подобно большинству детективов, Мюррей с недоверием относился к заявлениям свидетелей. Ему было известно, что люди вообще не наблюдательны, а жертвы изнасилования, потрясённые случившемся, часто рассказывают об обстоятельствах преступления бессвязно и неубедительно, причём адвокаты, защищающие обвиняемых, ещё более запутывают их. А вот вещественные доказательства здесь неоспоримы. Мюррей предпочитал полагаться именно на вещественные доказательства.

— Этого достаточно для начала уголовного расследования?