Долг чести

— Мне казалось, вы только хотели выяснить, что задумал этот пройдоха вместе с дочерью.

— Так и есть. Они хотят засадить меня за игорный стол, чтобы отыграть дом.

— Тогда что за нужда торчать тут еще одну ночь?

Нужда? Странное слово. Дугал ни в чем не нуждался.

Зато он желал — а это совсем другое дело. Шелтон простонал:

— Значит, опять остаемся? Вижу по вашим глазам. Вас опоили?

— Ты когда-нибудь видел меня пьяным?

— Ну, может быть, я не так выразился. Скорее, вас околдовали.

Дугал поудобнее пристроил на лице кусок мяса.

— Что ты имеешь против небольшой интрижки?

— Ничего, только не останьтесь без глаза.

Дугал засмеялся:

— Обещаю, все останется в целости и сохранности. Будь то глаза или дом!

И, уж конечно, его сердце.

Дугалу вдруг стало не до смеха. Сердце? Взбредет же такое в голову!

Шелтон вздохнул:

— Надеюсь, мы не застрянем тут надолго. Сегодня вам нужна ванна, но… я буду стряпать для вас, так и быть. Но тереть спину — ни за что.

— Я и не прошу, не беспокойся.

Убрав говядину с лица, Дугал осторожно потрогал синяк. Гораздо лучше! Еще час-другой, и он снова будет видеть.

Сквозь щели в стенах амбара сверкнула молния. Гром ударил почти в тот же миг. Дугал вздохнул. Чертово проклятие старалось вовсю. Он редко выходил из себя, но события последних дней истощили его терпение. А славный удар добряка Энгуса стал последней каплей.

Двери амбара гремели под напором ветра и проливного дождя. Разумеется, его долг как одного из Маклейнов не давать проклятию взять верх. Настоящий мужчина никому и ничему не позволит себя одолеть — даже семейному проклятию.

Но вот пожалуйста — не только потерял власть над чувствами, но, кажется, готов и голову потерять из-за прелестной хозяйки. Не раз за сегодняшний день случалось, что она забывала напускать на себя холодный вид, и ему представлялась возможность увидеть ее в истинном свете — как женщину весьма незаурядную. София не только очаровательна, она еще и умна. Сведи их другие обстоятельства, он мог бы быть с ней на равных. Без обмана, без интриг.

Опасные мысли!

Пора положить этому конец. Так будет лучше для всех. Сначала, однако, он еще раз перекинется в картишки с восхитительной мисс Софией. В конце концов, от пары поцелуев вреда не будет.

Решено. Дугал поднялся с бочки. Пора готовиться к встрече с Софией Макфарлин. Это будет их последний вечер.

— И поделом! — раздраженно воскликнул Энгус.

— Неправда, — спокойно возразил Рыжий. — София знает, что делает.

Мэри фыркнула, с удвоенной силой взбивая подушки.

— Энгус, ты свалял дурака. У мисс Софии больше здравого смысла, чем у любой девицы ее возраста.

Энгус возразил:

— Сомневаюсь, что у кого-то хватит ума кружить голову Маклейну и сохранить на плечах свою собственную.

Его жена открыла было рот, чтобы возразить, но он осуждающим тоном продолжал:

— Вы же говорили, что Маклейн — такой красавчик, что хоть мажь его на хлеб вместо масла!

Рыжий погрустнел:

— Я хочу, чтобы дочка отыграла дом, но если она в опасности… Неужели дело идет именно к этому?

— Точно, — сказал Энгус.

— Нет, — отозвалась Мэри. Супруги уставились друг на друга. Мэри твердо заявила:

— Будьте спокойны — девочка не перейдет черты. Никто не заставит ее делать то, чего она сама не захочет. — Служанка направилась к окну, чтобы задернуть шторы. — София отнюдь не дурочка.

Рыжий повидал на своем веку распутников и гораздо лучше, чем Мэри или София, знал, как опасен Маклейн. Даже его прагматичная и разумная дочь, возможно, не устоит перед красотой и очарованием опытного повесы.

С другой стороны, Дугал — гордец, как все Маклейны, а гордость диктует свои правила поведения. Как и ее мать, София красива, талантлива и сильна духом. Лакомый кусочек для любого мужчины. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы потерять голову и забыть о приличиях. Даже если придется за это дорого заплатить.

В коридоре отворилась дверь в комнату Софии, затем захлопнулась.

— Вот и мисс. Пойду спрошу, не захочет ли она перекусить перед обедом. — Мэри шмыгнула за дверь.

Рыжий решил прочитать дочери короткую мораль, чтобы не забывала, что ей не пристало подпускать к себе гостя слишком близко — в физическом смысле. Он уже сочинял блестящую и едкую заключительную сентенцию, когда в комнате появилась София.

Улыбка замерла на его губах, и он завопил:

— Что за черт? Сыми это немедленно!

— Сними, — поправила дочь, недоуменно рассматривая свое платье. Сшитое из тяжелого бледно-голубого шелка, платье изящными складками закручивалось вокруг лодыжек. Короткие рукавчики украшали мерцающие кремовые кружева в тон ленте, которой платье было подхвачено под грудью. — Чем тебе не нравится мой наряд? По-моему, платье восхитительно.

Конечно, оно восхитительное, за исключением одной детали — огромное декольте. София так никогда не носила. Более того — кто-то догадался пришить букетик роз из кремового и голубого шелка к самой нижней части выреза, чтобы привлечь взгляд, как будто мало, что грудь совсем открыта. Рыжий твердо сказал:

— Ты не можешь быть в этом платье. Слишком низкий вырез.

София присела на краешек его постели и миролюбиво заметила: