Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]

Вот как вспоминает об одном из таких эпизодов писатель Н. Равич в книге «Молодость века»: «Однажды я и Аркадий Баратов ехали верхом по Кандагарской дороге. Она была довольно оживлена днем и пустела к вечеру. Мы попали на нее уже после заката солнца. Вдоль дороги тянулись сады и огороды, отделенные от нее глиняной стеной в метр или полтора высотой. Мы ехали, о чем-то разговаривая. Вдруг грянул выстрел, и ухо „кушкинской“ лошади окрасилось кровью. Под Баратовым шел великолепный карабаирский конь Ширин. Мы живо повернули лошадей и увидели человека в белой одежде и чалме, державшего в руках еще дымившееся ружье. Перескочив через стену, мы помчались по довольно длинному огороду. Но на нем были разбросаны шалаши и хибарки. В вечерних сумерках человек с ружьем пропал, точно сквозь землю провалился…»

Кто стрелял? Безумец? Или агент, оплаченный колонизаторами, для которых Советская Россия была самым опасным врагом?

…Тянется грозный узкий уступ — такой узкий, что лошадь, даже без вьюков, едва проходит. Справа поднимается, как говорил Баратов, «до самого Аллаха» отвесная каменная гора, слева глубокая пропасть. Аршак шагает за лошадью, крепко держась за конский хвост. Это самое верное. Бывало, лошадь все же срывалась вниз, и тогда Аршак продолжал путь пешком. Или совсем один шел со случайными попутчиками, которые даже не догадывались, что среди них гражданин красной России: ведь говорит он так, как они, — по-афгански.

Так прошло несколько лет. После очередного рейса из Кабула в Москву Баратову сообщают: вызывает Чичерин.

— Сам нарком? — удивился Аршак. — Не разыгрываете?

Нет, его не разыгрывали. Пошел к наркому. Георгий Васильевич крепко пожал руку, усадил в кресло.

— Расскажите-ка подробно о себе…

Слушая, ходил по кабинету.

Когда Аршак закончил, Чичерин сказал решительно:

— Посылаем вас на учебу в Институт востоковедения.

— В институт? — испугался Аршак. — Так ведь у меня образования нет!

— Не беда…

Вскоре Баратову вручили подписанное наркомом Чичериным направление на учебу в институт. Аршак стал студентом.

После института — командировка на работу в Кабульское полпредство СССР. Его спутником на этот раз в далекой и опасной дороге была жена Валентина. Потом — новое назначение: в Иран. Потом — памятный и радостный тридцатый год: Баратова приняли — сразу, без кандидатского стажа, — в ряды Коммунистической партии. Потом — орден Красной Звезды, орден Отечественной войны, орден Красного Знамени…

Но вернемся к дипкурьерским годам Баратова.

Не раз и не два пересекал он Афганистан по извечным караванным тропам (за исключением одного случая — необычного, чрезвычайного, о нем речь впереди). Дорога была все та же, но каждая поездка не похожа на предыдущую. То он был в пути совсем один, то вдвоем с напарником. Нередко их охраняли афганские солдаты, иногда Аршак «кочевал» с верблюжьим караваном, а то случалось сопровождать кого-нибудь из соотечественников — либо в Кабул, либо на Родину. И все крепко врезалось в память… Разве забыть, как он вез из Кабула Николая Князева, который, доставив из Москвы диппочту, заболел на чужбине тропической лихорадкой? Лекарств не было. Дипкурьеру становилось все хуже. Полпредство решилось на самое крайнее: тяжелобольного отправить в Москву. Только бы Князев выдержал переезд через Афганистан!

— Что тебе нужно в дорогу? — спросили Аршака.

— Два коня и бурдюк воды.

Баратов сплел из прутьев носилки, прикрепил к седлам. Еще сделал козырек, который прикрывал лицо Николая от палящего солнца. Время от времени поливал товарища водой, давал пить. Так и повез Князева.

Рабат — караван-сарай — такая желанная передышка! Под его глиняными сводами становилось легче. Баратов мог напоить товарища и накормить.

— Держись, друг, держись, скоро будем дома, там все будет хорошо!

Слышал ли больной эти утешительные слова? Он бредил. Ему виделись Москва, Кабул, караваны… Бросая раскаленные руки на грудь, он спрашивал о каком-то диппакете, искал его. Тогда Баратов давал в руки Князеву какую-то брошюру, взятую в полпредстве:

— Вот он, пакет, не волнуйся. Надо выдержать, понимаешь?

Аршак приподнимал голову товарища и лил ему в рот воду тонкой струйкой.

— Скоро Кушка, вон за тем перевалом уже Кушка, там доктор. Держись, Николай!

Сколько стоили Баратову те дни и те ночи! Но он довез товарища до Кушки, а оттуда уже поездом в Москву.

Несколько дней в столице. И снова на Восток. Короткая передышка в Кабуле, и Аршак Баратов привычно седлает коня. Теперь он везет диппочту в Москву. Он не один: рядом с ним на другом коне женщина. По долинам и по взгорьям ехали рядом, а когда дорога суживалась в тропу, осторожно пробирались по каменистым коварным выступам Гиндукуша: главное — не полететь в пропасть…

В рабатах Аршака встречали как старого знакомого.

— Салам алейкум, Барат-хан. Что везешь?

— Хрусталь…

И Аршак тайком указывал на свою спутницу.

Это была Лариса Рейснер. Баратов уже многое знал о Ларисе Михайловне — и от нее самой, и от других.