Читаем Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах] полностью

Советское полпредство в Риге обеспечило меня билетами в двухместное купе первого класса в поезде Рига — Париж. Пассажирами были немцы, англичане, французы, итальянцы и американцы. Я был в вагоне единственным советским гражданином (в такой обстановке надо быть особенно настороже). Первым делом, как всегда, я осмотрел свое купе и находящуюся между двумя купе уборную. Удостоверившись, что ничего подозрительного нет, положил свой небольшой чемодан на сетку, а портфель с диппочтой — под подушку. На всякий случай проверил, заряжен ли браунинг, и положил его на столик, прикрыв газетой.

Не успел я расположиться, как в дверь постучали. Это был проводник, который интересовался, хорошо ли я устроился. Все в порядке, отвечаю. Проводник медленно удалился. Но не прошло и часа, как он снова постучал в дверь, прося разрешения приготовить постель. Прежде чем впустить проводника, я убрал со стола браунинг, а портфель поставил под столик, заслонив его лестницей. Войдя в купе, проводник начал медленно стелить постель, украдкой оглядываясь по сторонам. Очевидно, не увидев того, что он искал, проводник спросил: «У вас только один чемодан. А мне показалось, что, когда вы садились, у вас было два», — и с озабоченным видом спросил: «Не оставили ли вы где-нибудь второй чемодан?» Я заверил, что его тревоги напрасны.

Через некоторое время в дверь снова постучали. Женский голос спросил, не могу ли я одолжить спички. Открыв дверь, я увидел молодую, интересную, хорошо одетую женщину, а рядом с ней щеголеватого молодого человека с незажженной сигаретой в зубах. Разговор велся на английском языке. Закурив, они стали настойчиво угощать меня своими сигаретами. Я поблагодарил и отказался, ссылаясь на то, что курю сигареты только определенного сорта. Тогда молодая особа спросила, не скучно ли мне сидеть в купе одному, и предложила зайти к ним выпить рюмочку коньяку. С большим трудом удалось отделаться от назойливой пары.

…Поезд подходил к границе Данцигского коридора. Проводник попросил приготовить документы для проверки. Польский офицер тщательно изучил мой паспорт, проездные визы, фотокарточку и курьерский лист дипломатической почты. Все оказалось в порядке. Офицер козырнул и вышел из купе.

Не успел я закрыть дверь, как английская чета снова завязала со мной беседу, приглашая зайти к ним выпить рюмку коньяку. Я и на этот раз отказался, сославшись на головную боль.

Любопытство проводника, чрезмерное внимание ко мне незнакомой английской четы — все это было крайне подозрительно. Всю ночь напролет я не сомкнул глаз, готовясь ко всяким неожиданностям. Рано утром поезд пришел в Берлин. Выйдя в коридор с чемоданом и портфелем, я снова встретил моих навязчивых соседей.

По приезде в полпредство я рассказал товарищам из полпредства об обстоятельствах моего путешествия. Меня предупреждали:

— Совершенно очевидно, что за твоей почтой охотятся с той минуты, как ты сел в вагон в Риге. Надо полагать, что в покое тебя не оставят. Будь чрезвычайно осторожен.

По прибытии в Гамбург я доехал на такси в порт к пароходу, уходящему в Лондон. Поднимаясь по трапу на палубу, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, я увидел, что к пароходу подходят мои старые «друзья». Я поспешил скорее скрыться в своей каюте. Скоро я узнал, что каюта молодой четы оказалась рядом с моей каютой. Поразительное «совпадение»! Пришлось сказаться больным и — выхода не было — попросить стюарда приносить пищу в каюту.

Было душно. В открытый иллюминатор с палубы доносился невнятный шум. Это пассажиры прощались с провожающими. Но вот раздался протяжный гудок, трап был поднят, и пароход медленно отчалил от пристани. Погода явно не предвещала приятного путешествия. С моря дул резкий ветер. Волны все сильнее бросали судно то вверх, то вниз.

Я размышлял о своих «попутчиках». Что они собираются предпринять? Решил не спать. Поздно ночью, задремав над открытой книгой, я почувствовал в каюте какой-то посторонний запах, а затем небольшое удушье. Было ясно, что меня пытались отравить или усыпить. Очевидно, газ каким-то образом пускали ко мне из соседней каюты или коридора. Вскочив с постели, я бросился к иллюминатору, открыл его, но в каюту хлынули потоки воды. Задраив иллюминатор, подскочил к двери и широко распахнул ее. Первое, что бросилось в глаза, это поспешно удалявшаяся английская парочка.

«Зря старались», — насмешливо бросил я им вслед.

Весь путь до Лондона я уже не выходил из каюты…

<p>«Благодетели» из АРА</p>

Во время одной из поездок в качестве дипкурьера мне пришлось столкнуться с сотрудниками пресловутой АРА. Случай, мне кажется, стоит того, чтобы о нем рассказать.

В 1921 году Советскую страну постигло тяжелое бедствие — голод, вызванный засухой в Поволжье. Над миллионами людей нависла угроза голодной смерти. Все, что можно, было брошено на спасение людей. Но внутренних ресурсов у нас не хватало. А. М. Горький обратился с воззванием «Ко всем честным людям». Он призвал все страны оказать помощь России продовольствием и медикаментами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей
Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Бестселлер Amazon № 1, Wall Street Journal, USA Today и Washington Post.ГЛАВНЫЙ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ТРИЛЛЕР ГОДАНесколько лет назад к писателю true-crime книг Греггу Олсену обратились три сестры Нотек, чтобы рассказать душераздирающую историю о своей матери-садистке. Всю свою жизнь они молчали о своем страшном детстве: о сценах издевательств, пыток и убийств, которые им довелось не только увидеть в родительском доме, но и пережить самим. Сестры решили рассказать публике правду: они боятся, что их мать, выйдя из тюрьмы, снова начнет убивать…Как жить с тем, что твоя собственная мать – расчетливая психопатка, которой нравится истязать своих домочадцев, порой доводя их до мучительной смерти? Каково это – годами хранить такой секрет, который не можешь рассказать никому? И как – не озлобиться, не сойти с ума и сохранить в себе способность любить и желание жить дальше? «Не говори никому» – это психологическая триллер-сага о силе человеческого духа и мощи сестринской любви перед лицом невообразимых ужасов, страха и отчаяния.Вот уже много лет сестры Сэми, Никки и Тори Нотек вздрагивают, когда слышат слово «мама» – оно напоминает им об ужасах прошлого и собственном несчастливом детстве. Почти двадцать лет они не только жили в страхе от вспышек насилия со стороны своей матери, но и становились свидетелями таких жутких сцен, забыть которые невозможно.Годами за высоким забором дома их мать, Мишель «Шелли» Нотек ежедневно подвергала их унижениям, побоям и настраивала их друг против друга. Несмотря на все пережитое, девушки не только не сломались, но укрепили узы сестринской любви. И даже когда в доме стали появляться жертвы их матери, которых Шелли планомерно доводила до мучительной смерти, а дочерей заставляла наблюдать страшные сцены истязаний, они не сошли с ума и не смирились. А только укрепили свою решимость когда-нибудь сбежать из родительского дома и рассказать свою историю людям, чтобы их мать понесла заслуженное наказание…«Преступления, совершаемые в семье за закрытой дверью, страшные и необъяснимые. Порой жертвы даже не задумываются, что можно и нужно обращаться за помощью. Эта история, которая разворачивалась на протяжении десятилетий, полна боли, унижений и зверств. Обществу пора задуматься и начать решать проблемы домашнего насилия. И как можно чаще говорить об этом». – Ирина Шихман, журналист, автор проекта «А поговорить?», амбассадор фонда «Насилию.нет»«Ошеломляющий триллер о сестринской любви, стойкости и сопротивлении». – People Magazine«Только один писатель может написать такую ужасающую историю о замалчиваемом насилии, пытках и жутких серийных убийствах с таким изяществом, чувствительностью и мастерством… Захватывающий психологический триллер. Мгновенная классика в своем жанре». – Уильям Фелпс, Amazon Book Review

Грегг Олсен

Документальная литература
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука