ДОЛГ И ОТВАГА

Вот в такой обстановке жили и работали в Харбине наши товарищи.

Почти все поезда, шедшие к нашей границе, обстреливались. Движение часто прерывалось. По этой причине три недели ожидали возможности выехать из Харбина дипкурьеры Силин и Руднев, хотя была крайняя необходимость возможно скорее доставить почту в Москву. А когда поездка стала возможной, неожиданно заболел Руднев, и генеральный консул, учитывая мой опыт в такого рода поездках, предложил мне вместе с Яном Силиным выехать в Москву. Пришлось вновь собираться в дорогу.

Войдя в вагон и разместившись в купе, я и Силин увидели группу белых офицеров. Они сразу заметили нас. Послышались грязная ругань, угрозы. Да и наши паспорта рассматривали с особым пристрастием, придираясь к любой мелочи — то виза не так поставлена, то еще что-нибудь.

Мы с Яном взяли себя в руки, отвечали спокойно, не поддаваясь на провокацию, но понимали, что дело может кончиться плохо. Белогвардейцы, ясное дело, поедут в этом же поезде, и от них можно ожидать всякое. Как только поезд тронулся, мы заперли двери нашего купе, забаррикадировали ее корзинами, в которые была упакована почта. Сидели с маузерами наготове.

Начало вечереть. Вдруг стук в дверь и требование на русском языке:

— Открыть двери, будет проверка паспортов!

Мы переглянулись.

— Двери не откроем,— говорим,— паспорта наши проверены, если будете ломиться, предупреждаем: будем стрелять.

В ответ ругань и угрозы. И слышим — не отходят. Наконец поезд подошел к Цицикару. В вагон вошли наш консул и несколько его сотрудников. Тревожно расспрашивают: все ли благополучно? Поняв, что по линии пошло предупреждение о нашей поездке, офицеры быстро ретировались.

Зная, однако, что они могут вернуться, мы, как только отъехали от станции, снова закрылись в купе.

Действительно, вскоре снова раздался стук, требование открыть дверь, брань. Мы дослали патрон в ствол пистолета, да так, чтобы этот звук был слышен в коридоре, и объявили: если не будут прекращены угрозы, откроем огонь. В коридоре стали совещаться… Бандиты явно не решались начинать нападение, хотя нас было всего двое, а их человек шесть-семь. Они боялись. Слышали, наверное, кое-что о советских дипкурьерах, понимали, что у нас не дрогнет рука для отпора тем, кто силой захочет ворваться в наше купе.

Беляки долго топтались в коридоре, пока поезд не пошел по стрелкам очередной станции. Там «осада» нашего купе была снята.

Скоро поезд подошел к нашей границе, и мы облегченно вздохнули. Нервов такое путешествие стоило немало.

***

Расскажу еще об одном случае. Получив в нашем полпредстве в Пекине почту, я должен был срочно выехать в Москву. Маршрут и способ поездки предстояло выбрать самому, смотря по обстоятельствам, ибо никакого твердого плана составить заранее было невозможно.

По всему Северному Китаю шли бои между кликами милитаристов: мукденской и чжилийской. Каждая из них насчитывала по 150—200 тысяч штыков, держала под своим контролем обширные территории и хозяйничала на транспорте. Пассажирское движение на многих линиях было прервано. Одичавшие шайки белогвардейцев грабили всех и вся.

Почта состояла из двух небольших чемоданов, а в день отъезда мне вручили несколько секретных пакетов, которые я запрятал под одежду. Учитывая обстановку, мне выделили сопровождающего — сотрудника полпредства. У нас, конечно, были пистолеты, хотя это имело в обстановке дикого разгула вооруженных до зубов банд почти что символическое значение.

Погрузились на поезд и медленно двинулись в сторону Харбина.

Не доезжая до Тяньцзиня, поезд остановился. Проводник, пожилой китаец, относившийся к нам с большим вниманием и заботой, побежал узнавать, в чем дело. Вернулся опечаленный:

— Нет дальше дороги. Недавно взорвали мост…

Что делать? Пораздумав, проводник посоветовал либо вернуться в Пекин, либо попытаться как-нибудь переправиться на другой берег реки на лодке, а дальше видно будет, может быть, по ту сторону поезда ходят.

Выбрали последнее, ибо время торопило.

С помощью рикш доехали до пристани. Уже темнело. Река довольно широкая, и противоположного берега почти не было видно. На берегу у костра сидело несколько рыбаков.

Мы подошли. Люди смотрели на нас с опаской, все они были запуганы до предела. Сначала никто не соглашался перевезти нас на тот берег. Китайцы пугливо озирались по сторонам. Наконец один подошел и молча потянул за собой.

У берега увидели небольшую джонку. В ней был какой-то хлам и сети. Медленно отплыли. Китаец греб, чуть опуская весла в воду. Видимо, боялся шума. По дороге кое-как разговорились. Мы сказали, что нам очень нужно в Москву, в Россию, и, когда он это услышал, как-то подобрел, удовлетворенно закивал головой.

Неожиданно с берега, откуда мы только отчалили, раздался выстрел, потом другой. Над головой засвистели пули. Видимо, нас заметили и, увидев свет фонаря на носу лодки, открыли стрельбу.

Китаец упал на дно лодки и велел сделать это и нам. Затем дал понять — если джонка станет тонуть, нужно броситься в воду и как можно быстрее плыть на противоположный берег. Иначе плохо, совсем плохо будет.