Долг из прошлого

– Важнячка что ли? Так ты зря сказочки рассказывал. Так красиво повернёт, что суд тебе за сказочки годик припишет. С ней лучше либо молчи, либо колись. А вообще, договориться всегда можно. Она не вредная, если с ней по-хорошему.

– Да какая важнячка? Детсадовка, говорю же. Жаль девчонку. Не раскусить им меня, вот и отдали ей, чтобы потом отпустить с богом. Жалостливая. Говорю: «Свиданку можно?», а она: «Можно.» «А передачу?». Она опять: «Можно». Сокамерник опять: «Говорю тебе, важнячка».

Вызывает на завтра. Адвокат сидит. Значит все-таки обвинение будут предъявлять, опять-таки, на арест повезут. Решил на мате. Как с Наталкой. А она, пока он матерился, какие-то вопросы с адвокатом под шумок решала, на него внимания не обращала. Минут 15 отборного мата, такие выражения, что записывать можно было. Через 15 минут замолчал, выдохся. Он молчит, и она молчит. А адвокат… Адвокат у него самый крутой был, и тот молчит. А Вячеславовна улыбается так, хитренько-хитренько. Не выдержал Колчак, спрашивает: «А чего Вы молчите?». Следователь отвечает: «Жду, когда Вы выговоритесь.» Тут в кабинет сожительница заглядывает, спрашивает, можно ли подписать заявление на передачу. Марина встала, дошла до двери, взяла заявление и попросила подождать за дверью. Прошла на место, подписала не глядя, и отдала. «А чего Вы ничего не вычеркнули?» – Колчак недоумевает. Только что крыл её по чем зря, а она передачку подписывает. «Так не моё это дело, посылки трясти. Если внутренние правила. Что нельзя, то сами вычеркнут. Я только решаю: можно или нет.»

– Так зачем передачу, я же сейчас домой пойду. – сам офигел от своей наглости.

А она так спокойно: «Да, сейчас, разбежались. Обвинение, к прокурору и обратно к себе. Я Вас так просто не отпущу.»– и опять хитрая улыбка. А у него аж душа перевернулась от этой улыбки.

Положила обвинение на стол. Адвокат попросил оставить вдвоем. Вышла. «Послушайте меня, Коровкин. Поверьте моему опыту. Не надо с ней так. Это важняк, если вы еще не поняли. Вы себе сейчас срок наматываете. Про неё слышали как говорят? Мягко стелет, да жестко спать. Лучше откажитесь от дачи показаний, чем сказки ей рассказывать. Она не поленится, все перепроверит. И напишет такую петицию…

Вот эта шмакодявка важняк? Она еще школу-то не окончила. Какой из неё важняк? Внутри все сопротивлялось, не хотелось верить… а вышло как она сказала. Прокурор посмотрел материалы, почитал, и… арестовал. Откуда же ему было знать, что она доказательственную базу уже проанализировала.

Ну а дальше, не нытьем так катаньем. Что только он не делал: и голодовку объявлял, и больным сказывался, и даже пытался поломать себе руку. Вот однажды приводят его к ней. А у него по телу мурашки, и нижний товарищ как охотничья собака в стойку встал. Понял, что снесет крышняк. Хотя от чего? Одета в классику: черная юбка прямая до колен, блузка розовая, сверху пиджак в мелкую клетку. Сапоги гармошкой, как модно. Руки ухожены, с аккуратными ноготками. Косметики минимум. Спокойная, деловая, с легкой полуулыбкой.

– Ну что, Василий Петрович, дурку хотите? Так я могу Вам устроить. – Всегда по имени отчеству обращалась.

– Какую дурку? Зачем? За кого меня держите, за психа, что ли? – «Дурка» это психолого-психиатрическая экспертиза. Ему «дурку», так его вся тюрьма на смех поднимет. Это как удар в под дых.

– Ну а что мне с Вами делать? – поставила руки на стол, сцепила кисти, оперлась на них подбородком, посмотрела искоса на него. Помолчала. Потом откинулась на спинку стула, руки, не расцепляя, выпрямила на столе. – Что мне с Вами делать? Я Вас допрашивать не могу, на место вывозить тоже, а то еще в голодный обморок упадете. Ну? У Вас есть предложение получше? А мне Вам еще один эпизод надо предъявить…

– Какой эпизод? – сердце Колчака опустилось. Знал грешки за собой, но был уверен, не раскопают.

– Так сорока на хвосте принесла. Я с нужными людьми пообщалась, мне и рассказали. Хотите, зачитаю показания. – открыла папку и прочитала несколько страниц. Вернее, сочиняла на ходу. Только Колчак этого не знал. Предположение у нее было, интуиция вопила, что это он, а доказательств ноль. Но Колчак повелся, подсел на крючок, чистосердечно рассказал.

Надо было отдать должное, из пяти эпизодов только три вменила. По двум другим прекратила, доказательств не было. Только его слова. Но зато первых три… Хоть 10 000 раз показания поменяй, доказательства железные.

Из воспоминаний Колчака дождик вывел. Встал, потянулся, пошел, не спеша. А кровь вновь, как 25 лет назад забурлила. Срок ему тогда солидный дали, хоть следачка и не поленилась, честно искала смягчающие. Какие там смягчающие при таком рецидиве. Адвокат тогда сильно ругался. Сказал, если бы не сказочки, не накопала бы эти дополнительные два эпизода.

Уже под конец следствия спросил, почему ни разу передачку не запретила, ни свиданку.

– Что зачем? За мной сидите. Я Вам и папа, и мама, и господь бог.