— Я думала, беременность поможет нам. Сблизит. Но, если честно, она облегчила идею ухода. Я была на третьем месяце и не говорила ему. Думала, что могу просто уйти и начать все с начала с ребенком. Я была идиоткой. Боялась. Я должна была сказать ему. Он имел право знать. Это был его ребёнок. Боже мой, мы ведь жили вместе. Если бы я сказала Марку правду, что я беременна, может быть, он бы не позволил мне отправиться в Лондон.
На меня словно сбросили бомбу.
— Ты была беременна, когда тебя ранили? — шепчу я, и мой голос надламывается. Шок парализует меня.
Она быстро кивает, закрывая глаза.
— Да. Была. И, хотя мир был одной огромной неопределенностью, я была счастлива. Но вот что получила. Расплата за содеянное. Карма. Я сама виновата. Я должна была сказать ему, мы должны были остаться вместе и воспитывать ребенка, и я должна была быть счастлива, но вместо этого все изменилось в один миг. Врачи сказали мне, что я потеряла ребенка. К счастью, они сохранили эту информацию в тайне от средств массовой информации. Не знаю, как бы я справилась с этим, и как бы пережил это Марк. Может, он не оставил бы меня. Возможно, нет. Какое это имеет значение сейчас?
Я пытаюсь подобрать слова, но все, что ощущаю - холодная ненависть к самому себе.
Не могу рассказать ей сейчас.
Не после такого.
Я долбаный монстр.
— Я действительно единственный, кому ты сказала? — тихо спрашиваю я. Чувствую себя так, словно проглотил клей: медленная липкая жидкость скользит в мои легкие.
— Да, — говорит она, возвращаясь ко мне, один осторожный шаг за раз. Я чувствую, что этот момент въелся мне в мозг, то, как быстро ее волоски метнулись обратно в конский хвост, ее джинсовая куртка, холодная вода и быстро приближающиеся серые облака. Момент, когда я понял, что причинил ей больший вреда, чем думал.
— Мне было слишком стыдно, — говорит она. — Я не хочу стыдиться тебя, Кейр. Я доверяю тебе и хочу, чтобы ты доверял мне. Ошибки, которые я совершила в прошлом... Я больше не хочу их делать. — Она торопливо убирает прядь волос с лица, заправляет их за ухо, и я знаю, как трудно было ей признать это.
Моя сладкая, любимая девочка.
Моя прекрасная русалочка.
Так хочется обнять ее.
Но, конечно же, я не слушаю. Я трус.
И я люблю ее.
— Пойдём внутрь, — говорю ей. — До того, как начнётся дождь.
Мы на полпути в отель, когда снова начинается ливень.
— Проснись, Кейр.
Голос Льюиса Смита заставляет меня резко открыть глаза.
Меня встречает темнота.
Я медленно сажусь и оглядываюсь.
Джессика, тихо посапывая от слишком большого количества выпитого виски, спит рядом со мной, волосы разметались по ее лицу. Она выглядит невинной, красивой и маленькой, словно сказочная нимфа, которую мне посчастливилось словить.
Машинально тянусь, чтобы убрать волосы с ее лица, когда голос говорит:
— Нет. Не буди ее, — снова слышится его голос. — Ещё нет.
Снова оглядываю номер, собираясь с мыслями, и понимаю, что мы находимся в месте под названием Скори, где-то на северо-западе Шотландии. И я вообще не должен слышать этот голос.
«Тебя здесь нет, — мысленно говорю я. — Ты мертв».
— Я? — говорит Льюис, и фигура выходит из тени, я думал, что это небольшая дверь шкафа, на самом деле это Льюис в своей армейской форме. Одна сторона его головы покрыта кровью. В тусклом свете она похожа на смолу. Его глаза светятся пустотой. Той же пустотой, на которую я смотрел, когда мы в последний раз разговаривали лицом к лицу. Казалось, что он смотрит на замерзшую пустыню: ни души, ни жизни, ни надежды. Просто бесконечная тундра, где ничего не живет.
Я отказываюсь признать этот призрак. Я знаю, что это мой ПТСР. Знаю, что это мой ум, играющий со мной, выдаёт самые сложные галлюцинации, достойные спецэффектов «Оскар». У меня был этот сон раньше, это видение, где Льюис появляется, чтобы сказать мне, что все это была моя вина.
Но на этот раз все немного по-другому. Он никогда не появлялся в присутствии Джессики, а теперь его фигура скользит к концу кровати, он смотрит на нее.
— Она красивая, — говорит он. — Я постоянно наблюдаю за тобой. За счастьем, которое ты изображаешь. — Тянется рукой, чтобы коснуться ее повреждённой ноги, которая торчит из одеяла.
— Не трогай ее, — предупреждаю я. Мой голос громкий и грубый в комнате.
И тут я понимаю, насколько я, бл*дь, сошёл с ума.
Джессика рядом шевелится, но не просыпается.
Я смотрю на Льюиса, желая, чтобы он ушел. Его мертвые глаза ничего не выражают.
— Сегодня она сбросила на нас бомбу, — говорит Льюис. — Помнишь, как мы все время делали такие каламбуры. Забавно, как это было. Как будто это были добрые старые времена. По-моему, в какой-то степени так и было. Пока ты не испоганил все. Превратил в кровавое месиво свое подразделение. Свою жизнь. Ее жизнь.