На первых местах в моем списке приоритетов стояли и другие вопросы, затрагивающие интересы мужчин и женщин в военной форме и членов их семей. Все еще требовалось, например, обеспечить оперативность поставок необходимого оборудования и снаряжения в полевые части, а контроль ситуации со средствами разведки, наблюдения и рекогносцировки (РНР) нельзя было ослаблять ни на секунду. Также следовало и далее совершенствовать функционирование специальных подразделений на аванпостах и базах – «транзитных рот», – созданных для того, чтобы раненые в боях могли поправить здоровье и вернуться в строй – либо отправиться домой, где их ожидали медкомиссия и уход со службы. Дополнительное внимание нужно было уделять лечению посттравматического стресса – и шокирующему росту числа самоубийств. Необходимо расширять и развивать программы заботы о детях военнослужащих, семейное консультирование и прочие элементы системы помощи семьям военных. И нужно прилагать гораздо больше усилий, чтобы искоренить сексуальное насилие – преступное деяние, которое подрывает доверие и боевой дух, серьезно вредит сплоченности войск и разрушает человеческие жизни.
Порой среди вороха забот и проблем, связанных с войсками и одолевавших меня с утра до вечера, вдруг случалось нечто такое, что заставляло улыбнуться – или ободряло и внушало надежду. Два подобных случая произошли в первые месяцы моей работы в администрации Обамы. Однажды майским утром на первой странице «Нью-Йорк таймс» я увидел фотографию солдата, стреляющего из винтовки по талибам со стены базы Рестрепо в Афганистане. Фотограф агентства Ассошиэйтед Пресс запечатлел, как специалист Захари Бойд защищает артиллерийскую базу, облаченный в шлем, бронежилет, шлепанцы и розовые боксерские трусы с маленькими красными сердечками, внутри которых значилось «Я люблю Нью-Йорк». Я расхохотался. «Любой солдат, идущий против талибов в розовых «боксерах» и шлепанцах, обладает особым мужеством, – сказал я журналистам. – Поистине невероятная инновация в военной психологии!» Снимок настолько мне полюбился, что я попросил распечатать увеличенную копию и повесил ее на стену у дверей в свой кабинет; там она провисела следующие два года.
А за вдохновением я снова и снова обращался к истории лейтенанта Джейсона Джея Редмана, «морского котика», получившего семь огнестрельных ранений и перенесшего почти два десятка операций. На двери своей палаты в военно-морском госпитале Бетесды он повесил написанное от руки объявление следующего содержания:
«ВНИМАНИЕ! Все, кто собирается войти. Если вы переживаете из-за меня или хотите меня пожалеть – проваливайте сразу. Свои раны я получил на работе, которую люблю, которую выполняю для дорогих мне людей, защищая свободу любимой страны. Я крепкий парень и наверняка рано или поздно восстановлюсь полностью. В каком смысле? В том, до каких физических пределов только способно восстановиться мое тело. Затем я добавлю еще процентов 20 благодаря простому упрямству. В этой палате вас ждут веселье, оптимизм и интенсивная терапия. Если вы к этому не готовы, ступайте в другое место». Подписано: «Управляющий палатой».
Я встречался с Джеем и его семьей в начале февраля 2009 года, когда он вернулся в Вашингтон, чтобы подарить свое объявление госпиталю. Встречи с этим молодым человеком и подобными ему придавали мне силы, физические и душевные, чтобы я продолжал трудиться на своем посту. Их пример постоянно был у меня перед глазами.
Я уже упоминал о необходимости готовиться к будущим потенциальным масштабным конфликтам против других государств, одновременно разрабатывая стратегии и тактики участия в войнах, в которые мы вовлечены сейчас или с которыми, вероятнее всего, столкнемся в ближайшие годы – будь то подавление повстанцев, борьба с терроризмом, «усмирение» малых государств-изгоев или преследование антиобщественных групп, что воспользовались хаосом в недееспособных государствах и последствиями гуманитарных катастроф. Именно эта военная доктрина, к которой я призывал, служила основным источником моих разногласий с Объединенным комитетом начальников штабов в рамках Национальной стратегии обороны.