К концу января Картер и Пакстон разработали план, как прервать цепочку поставки удобрений (которые теперь именовали «домашней взрывчаткой»); планом предусматривалось, в частности, поставить в Афганистан почти 90 000 портативных детекторов взрывчатых веществ. Также было предложено увеличить количество аэростатов с тридцати до шестидесяти четырех к сентябрю, нарастить число башенных датчиков на передовых базах с 300 до 420, ускорить производство вездеходов MRAP и обеспечить войска в Афганистане достаточным количеством миноискателей и приборов подповерхностного радиолокационного зондирования (георадаров); более того, даже имелся план привлечения наших союзников, которых мы собирались обучать противоминной тактике и снабжать оборудованием. Поскольку тип миноискателей, необходимых при патрулировании, может меняться в зависимости от характера задания, я счел, что следует не обеспечивать все подразделения стандартным комплектом средств обнаружения, а создавать своего рода локальные полевые склады, где будет храниться различное техническое оборудование и откуда солдаты смогут брать устройства и средства защиты, наиболее подходящие для конкретного задания или в текущей оперативной обстановке. Картер и Пакстон даже придумали, как это сделать.
К концу марта 2010 года появились контракты по приобретению значительных партий мини-роботов, портативных устройств обнаружения, электронных боевых комплектов, минных тралов и детекторов следов взрывчатых веществ. Ни одна идея, ни одна новая технология, никакая техника и никакая тактика не отвергались, что называется, с порога. Правда, все были согласны, что на фоне достижений технологии один датчик остается непревзойденным и с ним в выявлении взрывных устройств не сравнится никакой другой, – это собачий нос. Как следствие, мы стали приобретать и отправлять в Афганистан намного больше служебных собак. Новое снаряжение для борьбы с СВУ стоило немало – по предварительным подсчетам, 3,5 миллиарда долларов, и это только для подкреплений; для афганского контингента в целом сумма была существенно выше. Но я был уверен: каждый цент многократно окупится. Исследовательская группа продолжила работу в 2011 году, изыскивая дополнительные возможности обнаружения СВУ и способы защиты войск, в том числе предложила использовать специальное нижнее белье, чтобы снизить риски повреждений паховой области и брюшной полости.
Несмотря на успехи этой и других исследовательских групп, я полагал, что мы действуем не совсем верно – ждем, пока что-то произойдет, и только затем начинаем принимать меры. Значит, бюрократические конфликты побоку; я научился обходить такие препоны ради скорейшей доставки техники и снаряжения на поле боя. С Эшем Картером мы неоднократно обсуждали эту тему. Я попросил его подумать, как «узаконить» нашу деятельность. Если мои преемники не пожелают штурмовать бюрократические преграды, где гарантии, что наши войска в грядущих войнах будут получать все необходимое в сжатые сроки? Нужна «экспресс-линия», надежная система межведомственных контактов, гарантирующая оперативное удовлетворение срочных запросов с ТВД. Главным «узким местом» нынешней системы – объединенного управления срочных оперативных потребностей – были финансы: где взять деньги для срочных поставок? После утверждения любая «срочная заявка» пересылалась в соответствующее военное ведомство или агентство, которое тут же выставляло счет к оплате. Слишком часто получалось, что средств не оказывалось или же ведомство решало, что его собственные приоритеты важнее, и не выделяло финансирования. Требовалась система, в которой необеспеченные потребности полевых частей будут доводиться до сведения министра, в крайнем случае заместителя министра, способного найти финансирование в других разделах министерского бюджета. К сожалению, я ушел в отставку раньше, чем данный процесс был полностью формализован, но не сомневаюсь, что Картер, разделявший мое стремление всемерно защищать наши войска, сумеет все наладить, особенно в должности заместителя министра, на которую его назначили несколько месяцев спустя.