Долг. Мемуары министра войны

Не знаю, кто тянул меня за язык, но дальше я сказал Обаме, что могу разогнать министерство обороны, лишить работы сотни тысяч людей и ликвидировать все военные программы, однако это вряд ли в интересах страны. Президент лишь попросил нас с Лью продолжить переговоры.

На следующее утро я позвонил Лью и сказал, что можно сократить расходы еще на миллиард (до 554 миллиардов долларов) в 2012-м финансовом году и на 78 миллиардов в общей сложности за пять лет – «ничего другого предложить не могу». Президент позвонил мне после обеда и немногословно извинился, а насчет встречи накануне хмыкнул: «По крайней мере вы на меня не кричали».

В тот же день, 15 декабря, я сидел в кабинете Донилона, ожидая нашей традиционной еженедельной встречи с Томом и Хиллари (оба задержались у Обамы). Вдруг дверь распахнулась и вошел президент, держа в руках что-то завернутое в подарочную упаковку. Он протянул сверток мне, я развернул его и увидел дорогую бутылку водки. К бутылке приклеили бумажку с надписью от руки: «Уважаемый Боб, извините, что вынуждаю вас пить. Барак Обама». Очень продуманное предложение мира, не находите?

По правде говоря, я сильно разозлился на президента Обаму во второй половине дня 14 декабря. Он растоптал мое доверие – и с бюджетным планом на 2012–2016 годы, который мы с Орзагом и Эмануэлем согласовали (а Обама утвердил) осенью 2009 года, и с гарантией, что министерство обороны вправе вкладывать все сэкономленные средства в развитие военных возможностях. Судя по всему, наши старания по «инициативе эффективности» не оценили должным образом, а я вдобавок вынужден нарушить свое обещание военным ведомствам. Как и весной, в случае закона «Не спрашивай, не говори», – любое соглашение с Белым домом Обамы исполняется ровно настолько, насколько оно является политически выгодным.

В конце концов в 2011-м финансовом году мы получили примерно столько же денежных средств (около 530 миллиардов долларов), как и годом ранее. Бюджетное давление на министерство обороны возрастало – и так было вплоть до моего ухода с поста министра (смею заметить, потом лучше не стало).

Тем не менее мы не опускали рук. 6 января 2011 года я отчитался перед пресс-службой Пентагона, подробно охарактеризовал вклад каждого рода войск в программу экономии, достигшую 100 миллиардов долларов. Я также упомянул о дополнительных 78 миллиардах, которые удалось сэкономить по министерству в целом, главным образом на информационных технологиях, договорах с подрядчиками, численности персонала, сокращении генеральских и флаг-офицерских, а также руководящих гражданских должностей и программ разведки. Еще я назвал пошедшие «под нож» программы закупок, среди которых больше всего вопросов вызвало решение корпуса морской пехоты отказаться от разработки экспедиционной боевой машины (этот бронетранспортер-амфибия уже обошелся гораздо дороже, чем предполагалось, и сулил чрезмерно высокие эксплуатационные расходы).

Затем я затронул военные возможности, на которые мы намерены потратить сэкономленные средства: новый дальний бомбардировщик для ВВС; модернизация парка бронетехники; дополнительные корабли, самолеты F/A-18, ударные и разведывательные БПЛА и самолеты разведки для военно-морского флота. Я сказал, что мы собираемся больше инвестировать в системы ПРО дальнего и ближнего радиуса действия. Как выяснилось, я сумел вернуть практически все 100 миллиардов долларов, сэкономленные ведомствами, обратно в войска, с учетом «обязательных для оплаты счетов» вроде расходов на топливо. Те 78 миллиардов, которые мы выделили на общеминистерском уровне, было решено оставить «про запас» ввиду неминуемого сокращения военного бюджета в будущем. Словом, усилия по перераспределению средств в рамках «инициативы эффективности» принесли свои плоды, но реализация намеченных планов потребует жесткой дисциплины и управленческой прочности на весь прогнозируемый пятилетний период. Это был настоящий вызов.

Я всегда считал, что изменить бюрократическую культуру и бюрократическую среду возможно не реорганизациями, а повседневным воздействием на рутинную деятельность. Нужно понять, что именно делают люди, и соответственно их поощрять, стимулировать – или заставить постепенно меняться. Сутью того, что я пытался осуществить через «инициативу эффективности», было стремление поставить с головы на ноги оборонный бюджет, который обходился стране в сотни миллиардов долларов ежегодно, но почему-то не удостаивался пристального внимания ни в самом Пентагоне, ни в конгрессе. Нам требовалось добраться до «денежной реки», протекавшей через министерство, если цитировать моего заместителя в администрации Буша-43 Гордона Ингленда. Мы сделали первый шаг – но не более того.