Долг. Мемуары министра войны

В тот же день я встретился с президентом. Обама сказал, что страна находится в отчаянных экономических обстоятельствах и что в условиях, когда ему приходится «резать по живому» внутренние расходы, медицинское страхование и тому подобное (кстати, на момент нашего разговора почти никаких сокращений «Медикэр» и «Медикейд»[138] не случилось), он просто не вправе оставить в покое Пентагон. Президент прибавил, что в противном случае республиканцы его наверняка поймут, а вот демократы – вряд ли. Наилучшим решением, похоже, будет самоустраниться и не ввязываться в бюджетную схватку. Ведь политических дивидендов от нее не получишь. (Сколько раз на протяжении многих лет я слышал рассуждения президентов, начиная с Ричарда Никсона, о непростых решениях, принимаемых якобы на благо страны, тогда как в действительности – и это бросалось в глаза – с политических позиций все было довольно легко?) Я привел Обаме тот же аргумент, которым воспользовался в беседе с Дэйли и Лью: какие именно программы и операции президент желает заморозить? Помните, сказал я, враг не дремлет. Предположим, что, едва мы декларируем сокращение, «Иран втянет нас в полноценную войну». Что тогда? Я не стал скрывать эмоции: «Нынешние сокращения расходов на оборону нам придется компенсировать в следующей войне кровью американцев – еще больше наших детей погибнут из-за такой политики».

Обама заявил, что вовсе не требует, чтобы Пентагон сокращал свои расходы в пропорции один к одному с внутренними расходами – в худшем случае, в пропорции один доллар к десяти. (Отмечу, что этот «односторонний» расклад существовал только на бумаге.) Спорить далее было бессмысленно, поэтому я сосредоточил внимание на том, как грамотно и адекватно сократить расходы оборонного бюджета. За несколько часов между совещанием с Лью и Дэйли и встречей с президентом мы с моими сотрудниками подготовили набросок фрагмента президентской речи, в котором «правильно расставлялись акценты». Конечно, этот фрагмент подвергся дальнейшей правке, однако, учитывая курс Обамы на бюджетную экономию, то, что президент произнес на следующий день, во многом соответствовало моим чаяниям:

«Мы должны изыскать дополнительные возможности сократить внутренние расходы и должны сделать то же самое применительно к расходам на оборону. За последние два года министр обороны Гейтс приложил в этом отношении значительные усилия, позволившие бюджету сохранить 400 миллиардов долларов в текущем и предстоящем финансовых годах. Считаю, что мы в состоянии сделать это снова. Мы должны не только всемерно повышать эффективность наших действий, но и произвести коренную переоценку миссии Америки, трезво оценить собственные силы и нашу роль в постоянно меняющемся мире. Я намерен проработать это вопрос с министром Гейтсом и Объединенным комитетом начальников штабов и приму конкретные решения относительно расходов Пентагона после завершения анализа ситуации».

Выходя из Овального кабинета, я подумал про себя, что к этому времени меня уже не будет в министерстве, но пока я должен сражаться против планируемых сокращений. Расходы на оборону составляют 15 процентов от всех федеральных расходов (а ведь они превышали 50 процентов, когда Эйзенхауэр произнес свою речь о военно-промышленном комплексе[139]), и это самый низкий процент со времен Второй мировой войны. Я не сомневался, что оборонные расходы лишь в малой степени сказываются на финансовых проблемах страны. Политическая реальность требовала урезания военных трат, но какова цена политических игрищ для наших войск и для национальной безопасности в целом? Разве те, кто увлекается математикой, это учитывают? И обращают ли они внимание на то, что происходит в мире вокруг?