Долг. Мемуары министра войны

Внешне Дик производит впечатление человека спокойного, говорит тихо и рассудительно, и поэтому, думаю, многие категорически недооценивают, насколько он консервативен. В 1990 году, в ходе подготовки к войне в Заливе, встал вопрос, необходимо ли добиваться поддержки войны с Саддамом Хусейном и от конгресса, и от Совета Безопасности ООН. Чейни, будучи министром обороны, полагал, что никакой поддержки вовсе не требуется, однако подчинился противоположному решению президента. А когда в конце 1991 года распался Советский Союз, Дик повсюду твердил, что желает увидеть демонтаж не только СССР и Российской империи, но и самой России, «дабы она впредь не угрожала остальному миру».

У нас с ним позднее сложились сердечные отношения. Когда в 1987 году я стал исполнять обязанности директора ЦРУ, то встретился с Чейни и попросил у него совета, как вести дела с Белым домом и конгрессом; он был единственным конгрессменом, с которым я счел нужным проконсультироваться. Мы плодотворно сотрудничали при администрации Буша-41, разделяя тревоги – как позже выяснилось, вполне обоснованные – относительно перспектив Горбачева, и оба полагали, что необходимо договариваться с другими русскими реформаторами, включая Бориса Ельцина. Гораздо позже, году, вероятно, в 2004-м или 2005-м, мы с Бекки присоединились к супругам Чейни и еще одной паре в качестве гостей бывшего посла США в Великобритании Анны Армстронг и ее мужа, Тобина, на их обширном историческом ранчо в Южном Техасе. Нас пригласили поохотиться на птиц. Ни я, ни Бекки не были охотниками, но отправились вместе с остальными гостями и наблюдали за стрельбой с безопасного расстояния. Мы неформально общались до, во время и после еды и великолепно провели время. (Потом, где-то через год, нас с супругами Чейни снова позвали на охотничий уикенд на ранчо Армстронгов. Мне предстояло выступать с докладом в Лос-Анджелесе, так что я вынужден был отказаться. Адвокат из Остина, приглашенный взамен, стал жертвой охотничьего инцидента с участием вице-президента.)

К тому времени когда я присоединился к администрации, Дик все больше беспокоился по поводу незаконченных дел, особенно связанных с Ираном, и стремился поскорее со всем разобраться, убежденный, что следующий президент может оказаться недостаточно жестким. Он был решительным сторонником наращивания сил в Ираке и постоянно привлекал самых ярых приверженцев той же точки зрения вне правительства – например отставного генерала Джека Кина; чаще всего подобное происходило, когда ему казалось, что прочие члены администрации (главным образом я, Райс, Маллен и Фэллон) настроены недостаточно решительно. Вдобавок Чейни никогда не подвергал сомнению «усиленные методы дознания» и исключительную важность тюрьмы Гуантанамо для безопасности нашей страны. Неудивительно, что со временем он постепенно отдалялся от прочих высокопоставленных представителей администрации, но воспринимал эту самоизоляцию с юмором и с достоинством. Дошло даже до того, что практически каждое свое выступление он начинал словами: «Я знаю, что в этом споре проиграю» или «Я знаю, что в этом я одинок».

Поведение Чейни с членами правительства радикально отличалось от образа «Дарта Вейдера от политики», сложившегося у широкой публики благодаря речам Дика и твердости его убеждений. Никогда не слышал, чтобы он в гневе срывался на крик, – наоборот, Дик предпочитал доносить свое мнение спокойно и негромко. Он задавал экспертам и сотрудникам разведки продуманные вопросы, и я воспринимал его как менее агрессивного «дознавателя», если сравнивать с президентом. Из того, что я слышал в министерстве обороны, вице-президент скорее позволял кое-кому из своего аппарата играть «плохих парней» в межведомственных контактах, нежели сам исполнял эту роль. Опять же мои наблюдения основываются на последних двух годах его восьмилетнего срока. Я просто не знаю, насколько изменился его подход к работе, после того как государственным секретарем стала Конди, советником по национальной обороне – Хэдли (который работал на Дика в министерстве обороны в президентство Буша-41), и, конечно, после того как я сменил Рамсфелда (они с Чейни были исключительно близки). Но очевидно, что по важным вопросам вице-президент оставался приверженным своим убеждениям и, несмотря на обманчиво спокойную манеру вести дела, не собирался жертвовать ни одним из противоречивых, если не сомнительных, достижений администрации Буша. Да, мы с ним одинаково смотрели на целый ряд важнейших вопросов национальной безопасности – прежде всего на Ирак и Афганистан, но когда я предполагал, что он готов втянуть нас в новый военный конфликт, то сразу же принимался возражать (как и позднее, уже в администрации Обамы).

* * *