Практика «заглаживания ошибок», то есть материального возмещения за пролитую кровь, была достаточно распространена. Вот, например, как описал такую процедуру Валерий Цапков. Советский автомобиль насмерть задавил афганского мальчика. Авария произошла неумышленно. На обратном пути колонне передали записку с требованием: «Заплатите за бачу. Его убила 12–61 АО, колонна 142. Если не заплатите, будем вас убивать. Десять мешков муки, мешок сахара, четыре чайника». Советский офицер «показал пальцем в листок бумаги, затем черной китайской авторучкой с золотыми разводами переправил 10 на 12, остальное зачеркнул и вопросительно посмотрел на старика. Тот, ни на кого не глядя, еле заметно кивнул головой».[129]
Афганцам отдали имевшиеся в колонне 12 мешков муки, а офицеру, который был старшим машины, сбившей мальчика, пришлось за муку рассчитываться.Три миллиона за бомбардировкУ
Заплатить за пролитую кровь, откупиться — это был приемлемый вариант для афганцев, во всяком случае, иногда. Вот, например, что произошло в Кандагаре в декабре 1986 года. Там проводилась операция, в которой авиация должна была нанести мощный удар по позициям душманов вокруг города. «На НП объединенного командного пункта находились не менее двух десятков человек. В основном это были высокопоставленные офицеры второго армейского корпуса ДРА и их советники. От афганской стороны операцией руководил заместитель министра обороны генерал Абдул Гафур. От советской — заместитель главного военного советника в ДРА генерал Строгов, одновременно являвшийся советником генерала Гафура.
По радио поступило сообщение, что звено советской авиации поднялось в воздух и готово приступить к выполнению боевой задачи. Генерал Гафур буквально вырвал из рук Строгова микрофон радиостанции и, не дав ему сказать что-либо, гордо произнес:
— На связи генерал Гафур. Передаю координаты целей, где сосредоточены силы мятежников.
Генерал передал в эфир закодированные группы цифр, заблаговременно подготовленные одним из офицеров штаба 2-го АК».
Вот только подвели офицеры штаба своего генерала. Да если бы его одного: «Строгов и Гафур успели сделать по паре глотков горячего чая, когда за пределами НП раздался мощный взрыв. Стеклянное блюдечко с сушеными орехами и засахаренными косточками урюка подпрыгнуло вверх и опрокинулось, а все его содержимое рассыпалось по столешнице. Генералы недоуменно переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к смотровым щелям. Когда они к ним подбегали, снаружи раздалось еще несколько взрывов, но на этот раз менее мощных, чем первый.
НП размещался на скалистой сопке в непосредственной близости от штаба 2-го АК, и все происходящее за его пределами просматривалось как на ладони. Первое, что они увидели, был огромный клуб дыма, поднимающийся вверх грибовидным облаком. Чуть правее были видны еще несколько небольших дымных облаков.
Всем сразу стало понятно, что БШУ нанесено не по духовским позициям, а по Кандагару. Пока оба генерала приходили в себя от увиденного, звено штурмовиков пошло на новый заход, и первая пара самолетов освободилась от смертоносного груза.
Генерал Гафур подскочил к микрофону радиостанции и, от волнения позабыв про все свои познания русского языка, прокричал в него:
— Куда бросай, не туда бросай!
Генерал Строгов грубо оттолкнул подсоветного в сторону и, буквально вырвав из его рук микрофон, отборным матом обложил советских военных летчиков, допустивших ошибку при нанесении БШУ.
Судя по всему, ненормативная лексика генерала подействовала на летчиков куда более действенно, нежели истошный крик Гафура. Вторая пара самолетов резко взмыла вверх, так и не сбросив ни одной бомбы и не послав на землю ни одной ракеты».