Долг стрелка

Чингисхан задумавшись замер в седле. Субэтэй подошел к нему и широко улыбаясь, заговорил на ухо. Хан кивнул.

— Поклянись служить мне, и я пощажу твоих людей. Я присоединю Черный Катай к своей империи и не позволю его разграбить.

Тогда Годрик повернулся к своим людям.

— Вы слышали. Я скорее умер бы здесь на груде мертвых врагов… Но я хочу услышать, что вы скажете.

А потом послышались крики.

— Хан нас предал! Почему мы должны умирать, если Чингисхан дарует нам мир? Разрешите нам присягнуть, и мы будем служить вам.

Чингисхан поднял руку:

— Быть по сему!

Годрик стер кровь и пот с глаз и прорычал, горько усмехаясь.

— Кукольный король на картонном троне, танцующий под дудочку монгола? Нет! Поищите кого-то другого.

Чингисхан нахмурился и вдруг выругался:

— Будь проклят Эрлик! Я уже сделал сегодня больше уступок, чем делал за всю свою жизнь! Ты что, хочешь, чтобы я отдал тебе свой скипетр?

Чингисхан осмотрел людей, которые его окружали, как если бы обдумывал что-то, а затем усмехнулся. Эти люди степей были откровенны, в их сердцах не было восточного коварства, присущего народам Ближнего Востока.

— Для того, чтобы ты и твои воины сражались на моей стороне, я сделаю то, чего раньше делать не собирался, — спокойно проговорил Чингисхан. — Ты достоин идти со мной рука в руку. Я дарю тебе Катай, и ты станешь править им так, как захочешь. Я только хочу, чтобы ты помогал мне в моих войнах в качестве равноправного союзника. Мы станем двумя царями, которые будут править бок о бок и помогать друг другу в борьбе с врагами.

Тонкие губы Годрика скривились в улыбке.

— Справедливо.

Монголы разом взревели, а окровавленные защитники города выстроились на обломках последней баррикады, чтобы поцеловать руку своего нового правителя. Годрик не слышал, как Чингисхан сказал воину, который нес в мешке отрубленную голову Чаму Хана.

— Проследи, чтобы череп отделали серебром и поставь в ряд с черепами ханов племен, которых я покорил. И помни, я бы хотел, чтобы моему черепу относились с таким же уважением.

А потом неожиданно Годрик почувствовал, как его коснулась чья-то рука. Он поднял голову и уставился на Субэтэя, ощущая волну дружелюбия, которая исходила от этого человека, — такое же сильное чувство, как ярость и ненависть, которая исходила от него несколько минут назад.

— Да хранит тебя Эрлик! — объявил монгол. — Мы еще станем добрыми товарищами. Но во имя богов, дружище, ты здорово изранен! Ты сейчас рухнешь… Снимайте его броню, и осмотрим его раны. Шевелитесь, или вы хотите чтобы он умер?

— И не надейся на это, — усмехнулся Джэбэ-нойон, пытаясь разогнать головокружение. — Такие, как он, умирают от стали… Подождите, снимайте доспехи осторожнее, иначе он прямо тут и умрет. Я пригоню сюда местных евнухов. И если с ним, что-то случится, пока меня не будет, я вам всем горло перережу. Пусть они приведут ту самую девушку…

И опять как в тумане Годрик увидел ангельское лицо… Опять почувствовал прикосновения её мягких рук, услышал, как она нашептывает что-то неразборчивое ему в ухо.

— Ну, Юлита, — прошептал он как во сне. — Теперь, в конце концов, я служу Чингисхану.

— Ты спас Черный Катай, мой царь, — рыдала она, прижав свои губы к его. А потом, когда у него закружилась голова, губы сменил кубок, наполненный терпким вином. Первый же глоток этого напитка привел рыцаря в себя.

Чингисхан наклонился над израненным рыцарем.

— Ты уже нашел свою царицу? — улыбнулся он. — Ну… А что до твоих ран. Ближайшие несколько месяцев мне твоя помощь не понадобится… Женись на своей царице. Проведи реформы в своем царстве… И помни, большая армия на западной границе теперь будет подчиняться тебе. Западные соседи могут попытаться оспорить твое восшествие на трон. Но в случае неприятностей я пошлю свое слово и своих всадников. А весной, когда зацветет пустыня, мы отправимся дальше на запад.

Хан резко повернулся и зашагал прочь, а Годрик усталой рукой обнял стан Юлиты.

— Ван-хан долго будет ждать своей невесты, — пробормотал он, и смех Юлиты, звучавший как звон серебристых фонтанов в вишневых садах Джахадура, заглушил эти слова. Погрузившись в сон, Годрик де Виллехард из Восточной империи знал, что когда проснется, у него начнется новая жизнь.